Искатель. 1977. Выпуск №1
Шрифт:
— Никчемушная затея, Аким Ксенофонтович, — сказал ему Суровцев, узнав о распоряжении шефа.
— Посмотрим, батенька, посмотрим, — возразил Петрашевский.
Разговор их происходил в той же лаборатории, где юный Суровцев, приехавший по назначению в Зеленый, впервые познакомился со знаменитым академиком.
— Мы-то ведь не сумели извлечь из этой груды информации, которой вы загрузили Тобора, ни единого жемчужного зернышка, — продолжал атаку Суровцев. В результате акция Петрашевского его отдел пострадал больше прочих.
— Мы не смогли, авось Тобор сумеет.
— У него на это времени
— Не согласен, коллега, — покачал головой Петрашевский. — Время для робота течет не так, как для человека. И еще одну вещь вы забываете… Экзамен для нашего детища — высшее напряжение всех его сил, всех возможностей.
— Мы примерно представляем себе…
— Не совсем так, батенька, — мягко перебил его Аким Ксенофонтович. — Попав в чрезвычайные обстоятельства, Тобор сможет и мыслить по-другому, на другом уровне. Например, как человек, который в минуту смертельной опасности может совершить такое, что ему абсолютно не под силу в спокойной обстановке.
— Тобор — не человек.
— Не спорю. Но наше дело, наш долг, если хотите, — сообщить Тобору все, что мы, люди, знаем о прыжке как о способе перемещения.
— Но мы предоставил! Тобору все современные данные по теории прыжка, — сказал Суровцев. — Разве этого мало?
— Я пришел к выводу, что мало, Иван Васильевич. Поймите, прыжки — основной способ передвижения Тобора по твердой поверхности. Посмотрим, насколько он способен самостоятельно решать задачи…
…Суровцев отяжелевшим взглядом следил, как Тобор движется навстречу главному испытанию дня. Движется, отягощенный грузом штрафных очков, с поврежденным щупальцем, в непонятно почему замедленном ритме. Последнее больше всего беспокоило испытателей.
Вдали показалась сопка, над которой курился синий дымок. Неповоротливые клубы подсвечивались снизу языками пламени, казавшимися мирными и неопасными.
Время от времени Тобор останавливался на мгновение, фиксировал круговую панораму, затем двигался дальше, и следом прыгала тень, огромная и угловатая.
Последний перевал — и перед Тобором открылся вулкан.
Трансляторы на несколько секунд показали кратер. Экран налился нестерпимым светом, все зажмурились.
В глубине жерла перекатывались тяжелые волны огнедышащей лавы, и Суровцеву почудилось на миг, что в лицо пахнуло зноем, словно он находился там, рядом с Тобором.
Белковый сделал последний шаг, и два передних щупальца его, словно два мамонтовых хобота, повисли над пропастью. Мелкая базальтовая крошка, потревоженная тяжелым Тобором, двумя тоненькими струйками потекла вниз. Достигнув поверхности лавы, они мгновенно превратились в два облачка пара. Тобор стоял неподвижно, наблюдая, как два облачка» вспухают, сливаясь постепенно в одно облако.
— Остановите Тобора, Аким Ксенофонтович! — неожиданно для себя выкрикнул альпинист, нарушив хрупкую тишину зала. — Он погибнет. В таком состоянии ему не перепрыгнуть кратер!..
От крика Петрашевский поморщился, но ничего не ответил.
— Отдайте команду, остановите испытания! — вмешался Коновницын, обращаясь к академику.
От ярко светящегося экрана в зале стало светлее, и Суровцев увидел, как при словах Коновницына побелело лицо Акима Ксенофонтовича.
— Отдать
— А если Тобор погибнет?
— Тобор не погибнет, — произнес Петрашевский. — Я это знаю, Сергей Сергеевич.
И столько спокойной уверенности было в его голосе, что Коновницын, видимо, заколебался.
— Под вашу ответственность, Аким Ксенофонтович, — бросил он наконец.
Петрашевский кивнул, будто ничего другого и не ждал. Только по тому, как руки его сжали подлокотники, Суровцев понял, что происходит сейчас в душе старого академика.
На экране хорошо было видно, как мерно подрагивает сопка. Тяжелые серные испарения просачивались сквозь трещины и изломы породы, вырывались наружу, словно пар из прохудившегося котла. Далекий противоположный берег кратера тонул в розовой дымке испарений. Обойти пропасть нельзя. Ее можно было только перепрыгнуть. Тобор, пятясь, отошел на десяток метров от края пропасти.
— Готовит место для разбега, — прошептал альпинист.
Но альпинист ошибся.
Тобор приблизился к пику, который одиноким зубом торчал на самом краю небольшого плато, расположенного перед вулканом. Потрогал верхушку скалы, словно что-то прикидывая, затем обхватил ее щупальцем и с силой рванул, выломив изрядный кусок базальтовой породы.
— Хотел бы я знать, что у него сейчас на уме… — пробормотал альпинист, как зачарованный глядя на экран.
Тобор, примерившись, точно рассчитанным ударом об основание скалы разбил обломок на две части примерно равного объема. Подержал их на разведенных в стороны щупальцах, сравнивая вес. Затем принялся обвивать один из обломков, добиваясь, чтобы веса их сравнялись. Чувство гравитации, так же как и другие, было у Тобора абсолютным.
«В каждом обломке килограммов по полтораста», — прикинул машинально альпинист. Он начал догадываться, с какой целью готовит Тобор тяжелые обломки, и беспокойно заерзал в кресле.
— Неужели Тоб решил прыгнуть с грузом? — шепнул наконец альпинист.
Суровцев буркнул:
— Боюсь, что да.
— Но ведь Тобор с грузом прыгает хуже, чем без груза, — заволновался альпинист. — Мы же многократно проверяли рецепт Павсания… Иван, что же ты молчишь?
Суровцев пожал плечами.
— Аким Ксенофонтович! — схватился Костя за руку Петрашевского. — Тоб не допрыгнет и до середины. Остановите испытания!..
— Если Тобора что и может сейчас спасти, Костя, так это груз, — мягко произнес Петрашевский, забирая руку.
Тобор зажал в каждом из передних щупалец по увесистому обломку и отодвинулся на самый край плато. Затем, тяжело разогнавшись на свободных щупальцах, оттолкнулся от края кратера. Одновременно щупальца с грузом он вытянул перед собой. Затем резко отвел их назад, за туловище.
Это походило на чудо. Это был полет, настоящий полет, хотя и без крыльев.
Когда до противоположного края пропасти оставалось с десяток метров, Тобор с силой отбросил прочь от себя оба обломка. При этом скорость его увеличилась.