Искатель. 1977. Выпуск №1

Сименон Жорж

Коновницын крякнул с досадой: Тобору не хватило нескольких сантиметров, чтобы допрыгнуть до края пропасти. Однако он сумел дотянуться до края освободившимися от груза щупальцами, которые намертво присосались к горной породе.

Собравшись с силами, он подтянулся на щупальцах и выбрался из жерла вулкана.

По просьбе Коновницына был воспроизведен прыжок Тобора в замедленном темпе. Прыжок с грузом повторяли еще и еще, а Сергей Сергеевич хмурился, вглядываясь в экран, и взгляд его был непроницаем.

После этого светящаяся

поверхность экрана медленно погасла — первый день испытаний закончился. Успешно или нет — ото еще предстояло решить, настолько необычны и противоречивы были его результаты.

Вспыхнули панели освещения. Несколько секунд люди сидели молча, все еще во власти только что виденного, затем начали шумно подниматься с мест, разом заговорили. Да, материала для обсуждения хватало с избытком…

— Честное слово, в горах приходилось легче, — проговорил Костя, ни к кому в отдельности не обращаясь.

Коновницын взял Петрашевского под руку, и они медленно двинулись к выходу.

— Есть разговор, Аким Ксенофонтович, — сказал председатель Государственной приемной комиссии. «И, боюсь, нелегкий», — добавил он про себя.

Шагая чуть быстрее, их обогнал Суровцев. Петрашевский посмотрел на него, затем перевел вопросительный взгляд на Сергея Сергеевича.

— Ваш заместитель нам не помешает… Что с вами? — воскликнул Коновницын, глядя на бледного Суровцева. — Не надо так убиваться!

— Ничего… Пройдет, — пробормотал Иван, придерживаясь за спинку кресла.

Голова Суровцева раскалывалась от боли, ноги были словно ватные. И снова, как и несколько часов назад, у него возникло ощущение, что во время испытаний он упустил нечто важное. Но что же именно? То ли какой-то штрих в действиях Тобора на полигоне, который мог бы дать ключ к разгадке странностей в его поведении? То ли дельную реплику кого-то из коллег? Мысль ускользала, не давалась.

У выхода Суровцева с таинственным видом поманил в сторонку Костя.

— На два слова, Ваня, — шепнул он, увлекая приятеля в укромный уголок фойе, за пальму.

Иван прислонился щекой к шершавому стволу:

— Говори.

— Вы сейчас будете решать судьбу Тобора… Ну, не судьбу — вечно я нужное слово не могу найти. В общем, будете итоги первого дня подводить. Так, что ли?

— Что там подводить, — попытался улыбнуться Суровцев. — Все итоги — на штрафном табло.

— Не темни, Иван. Я же видел, какие лица у Коновницына и Аксена. Мрачнее тучи!

— К делу, — попросил Суровцев.

— Табло — это еще не все, Иван, — чуточку торжественно. выложил альпинист, видимо, давно заготовленную фразу. — Разве поступки человека можно оценить только в цифрах да баллах? Погоди, — схватив он его за рукав, когда Суровцев сделал движение. — Ты же знаешь, Тобор спас мне жизнь. Рискуя собственной!

— Все учтем, Костя…

— Неужели вы прервете испытания?

Суровцев вздохнул:

— Не я решаю это, дружище.

— Но они тебя пригласили, я видел, — горячо проговорил альпинист.

— Ну и что?

— Убеди их, что Тобор не трус. Головой ручаюсь. Нет у него чрезмерно развитого, как его… инстинкта самосохранения.

— В таком случае, что же с Тобором приключилось?

Альпинист с виноватым видом развел руками:

— Если бы я знал, Ванюша…

— А еще переходить в ИСС собираешься! Аксен семь шкур с тебя спустит, если услышит «не знаю». Он таких слов не признает. Учти это.

— Может быть, и в самом деле не надо было учить Тобора этим проклятым прыжкам, — тихо сказал Костя. — Пусть бы передвигался на колесах. Либо гусеницах.

— Аксен прав: ты, Костя, прямо-таки генератор идей, — сказал Суровцев, прощаясь.

— Выспись как следует, Иван, — произнес ему вслед альпинист. — Ты не Тобор, тебе отдых нужен.

У выхода Суровцева поджидали Коновницын и Петрашевский. Остальные успели разойтись.

— Пройдемся, — предложил Коновницын.

Вечерело, и пластиковые дорожки, разбегающиеся в равные стороны от купона, начинали светиться. Долго шли молча — никто не хотел начинать тяжелый разговор.

— Вы куда сейчас, Сергей Сергеевич? — первым нарушил затянувшуюся паузу Петрашевский.

— Нужно малость прийти в себя, — вздохнул Коновницын. — Пойду к себе в гостиницу. Это, конечно, не Леонидион, о котором рассказывал нам Иван Васильевич. Ну, да и я ведь не являюсь почетным гостем Олимпиады.

Петрашевский и Коновницын шли по дорожке, с которой садовый робот, видимо, совсем недавно сгреб опавшие листья. Суровцеву дорожки не хватило, и он шагал рядом, по жухлой траве, тяжело переставляя ноги.

— Да, завтра нам всем опять предстоит нелегкое испытание, — подхватил Петрашевский.

— Нам, пожалуй, приходится не легче, чем Тобору, — вставил Суровцев.

Коновницын замедлил шаг и сказал:

— Давайте признаем: Тобор оказался неподготовленным к экзамену. Замысел интересен, согласен. Но модель явно не дотянута. Поспешили вы приглашать комиссию.

— Трассу дня он прошел, — произнес Петрашевский.

— А какой ценой? — воскликнул Коновницын. — Сколько штрафных очков он заработал? Мнение членов комиссии мне известно — я успел с ними переговорить. Оно у нас единое.

— Во время генерального прогона, накануне экзамена, Тобор показал… — начал Петрашевский, но Коновницын с живостью перебил его:

— Аким Ксенофонтович, миленький, да поймите же! Предыстория нас не интересует и интересовать не может. Если бы дело обстояло иначе, зачем нужны были б экзамены?

Суровцев опустил голову: возразить было нечего. Но его шеф не собирался без боя сдавать позиции.

— Хорошо, Сергей Сергеевич. Давайте говорить только о сегодняшнем цикле, — согласился он. — Разве сегодня Тобор занимался только тем, что набирал штрафные очки? А Трехмерный Лабиринт, который он прошел быстрее, чем планировалось?