Искатель. 1980. Выпуск №1
Шрифт:
21
моря. Здесь кипит прибой. Но все ближе противоположный берег. Его прячет жгучий туман, желтый пар. Нет конца звездному ветру. Он сметет с лица планеты все, что мы принесли с собой».
Быть может, то была часть эпоса. У книги не было ни конца, ни начала. Сама по себе он была свидетельством жизни. Люди" боролись с небесным огнем. Но даже ливни, которых ждали, оборачивались бедой: вода сбегала к морю не по затерянным в песках руслам рек. а сплошным валом, снося дома,
Горячее дыхание пустынь иссушило оазисы Когда надвигалась сумрачной пеленой прохладная стена воздуха со стороны полюса — его посылали ледовые шапки, не успевшие еще растаять, — раскаленные глыбы трескались от дождя и тумана. Тогда воздух как будто звенел точно вокруг лопались туго натянутые струны.
...Миновали столетия. Окаменели остатки трав, кустарников, некогда покрывавшихся розовыми и зелеными цветами. Исполинский жар рассеивал пар в атмосфере, а звездный ветер отгонял его прочь от планеты. Наверное, если бы кому-нибудь удалось заглянуть в будущее, за миллионолетнюю грань, он увидел бы голый каменный шар, лишенный воздуха и тени Но небесный жар завоевывал планету постепенно.
...Будто бы в подземном дворце, еще сохранившем немного прохлады, статные женщины вышивали узоры. Их нельзя было увидеть простым глазом. Большие голубые стекла открывали им необыкновенную пряжу и рисунок вышивки. Так говорила книга.
Вместо игл будто бы сновали и спешили у них в пальцах узкие лучи. За день успевали они сделать только сорок шесть тончайших узелков. Узелки были разными, но вышивка повторялась: у рукодельниц получался всегда один и тот же цветок со стеблем маленькими листьями и двадцатью тремя лепестками. На каждом лепестке вышивалось по два одинаковых узелка.
Цветы плавали, как кувшинки. По подземному каналу выплывали они в большое рукотворное озеро. Здесь, между отвесных скал, собиралась вся вода, еще оставшаяся на планете. Над озером висели горячие облака. Как только лепестков касалось горячее дыхание воздуха, цветы тонули, погружались на дно, где было сумрачно и где вода не обжигала. Наверху вода могла кипеть и бурлить от звездного жара, но, пока водоем оставался наполненным хотя бы на треть, пар уносил с собой тепло, и дно оставалось пригодным для жизни.
...Одну из женщин звали Кэма, что означало «ветер», другую — Аира — «волна». Примерно так звучали бы их имена на ! нашем языке. Были и другие, но имена их не были записаны в книге. И все они отправляли в последнее плавание легкие белые цветы, и сердца их сжимались, когда видели они, как лепестки касались-воды
Будто бы у каждой из женщин был на левой руке яркий зеленый браслет, который помогал им. Браслет был соткан так искус-
22
но, что казался украшением, но владевший браслетом не мог расстаться с ним до окончания своих дней, как и с собственным сердцем. И браслет помогал овладеть искусством, подсказывал, если руки
Что означала легенда?
Если поймут легенду, писал автор книги, поймут и нас, потому что мы сами подобны цветам, затерянным в водах озера. И зеленоглазая Кэма и прекрасная Аира с темными прозрачными глазами стали цветами. Пусть нашедший книгу рассудит, похож ли он на нас, пусть догадается -об этом, сосчитав лепестки на цветах. Не было у нас другой дороги, с горечью писал автор, не было выбора, жизнь наша и судьба до конца раскроются тому, кто встретится с нами, кто похож на нас.
Они оставляли бронзовые статуи и храмы, висячие мосты и мраморные дворцы. Их ждало нечто более долгое, чем самый долгий сон. Хрустальный жгучий свет горячей звезды торопил их. А песок засыпал кровли домов.
ФИТОТРОН
Наверное, образ человека, хранящийся в памяти с детства, взрослеет вместе с нами. Он как бы перемещается во времени, меняя черты лица. Вот почему я сразу узнал его.
— Похоже, мы встретились, Борис.
Это был Янков. Нам дали полную связь: я мог поздороваться с ним за руку, хлопнуть по плечу, наговориться наконец. Утром я вызвал фитотрон, ту самую лабораторию, в недрах которой спрятали нежное растеньице, цветок с двадцатью тремя лепестками. И попал к биологу Янкову.
Я знаю о чем ты, Глеб... — сказал он, когда я попытался
перейти к делу. — Об этой истории я расскажу тебе аервому.
Обещаю. Когда вернешься на континент?
Могу прилететь сегодня. Ненадолго.
Я внимательно наблюдал за выражением его лица и не без удивления замечал, что он смущен. Он уже не рядом со мной. Нас снова разделяла четверть окружности Земли. Просто устал, думал я, или... у него не все ладится.
Тебя не тянет в наши края? — спросил я. — Здорово было
бы собраться вместе. И город, и море — те же, наши. Съездим
как-нибудь?
Непременно, — согласился он, — вот только дела, дела, а
дни как будто все короче. После сорока особенно заметно.
Я тоже думал об этом. Но что поделаешь? Может быть, это
как раз хорошо, что время подстегивает нас.
Нет, брат, словами тут не поможешь. Иногда хочется за
глянуть в приоткрытую зеленую дверь... знаешь?
Да, понимаю. Волшебная дверь в стене. Но ведь ради это
го-то мы и спешим...
Наверное, мы часто проходим мимо и не замечаем. Когда
видим ее совсем рядом, то, как всегда, нам не хватает двух-трех
часов, чтобы посмотреть, что там.
Там бухта во время отлива и город у моря!
23
Я серьезно...
Я тоже. Серые волны у подножия сопок. Лодка. Чайки у