Искатель. 1980. Выпуск №1
Шрифт:
Нет, меня не поймут. Особенно Ольховский, руководитель экспедиции., хотя у него просить разрешения мее как раз и не надо.
Для него и для таких, как он, совершенно безразлично, какой из океанов и на какой планете изучать. Разница, во всяком случае, небольшая. Найти новый вид мотылька где-нибудь на острове Маврикий для биолога все равно, что для филателиста обнаружить б своей коллекции редчайшую разновидность марки того же острова. Все это я хорошо знал, но понять был не в силах. Что-то ускользало от меня, и я всегда оставался немного настороже с такими людьми.
И потом, не я ли говорил Ольхозскому, что именно о такой экспедиции которая не откроет ни новых островов,
Жизнь — это пятая стихия Такова установка Ольховского. Познатвь ее не так просто, как первые четыре стихии древних — огонь, землю, воздух, воду. Особенно если этим не заниматься серьезно. У него все выглядело логично и убедительно, у этого человека, вызывавшего в памяти образ древнего мудреца по имени Диоген. Только тот был как будто поспокойнее. Жил в большой бочке, а когда Александр Македонский спросил его о сокровенном желании (надо полагать для того, чтобы исполнить его тут же, на месте), то мудрец ответствовал незадачливому монарху: «Отойди от моего жилища и не загораживай солнце».
У Ольховского была «Гондвана». Корабль, дом, лаборатория. Правда она была маловата для него, всего тридцать тысяч тонн, но большой тоннаж не разрешен. Кроме «Гондваны», моря и океаны бороздили многочисленные «Икары», «Одиссеи», «Садко», «Наутилусы». Море легче осушить, чем исследовать, сказал мне Ольховский в первую нашу встречу и оставил меня на борту.
Нет, я должен быть на корабле: Внеземные дела подождут. Когда-нибудь я напишу книгу о пятой стихии — найдется в ней место и для космических форм жизни. Если, конечно, будет что сказать по существу. Ведь журналист не просто «концентрирует события», он еще и толкует их, окрашивает, передает по-своему. Журналист — это' личность, стиль, это манера не только писать, но и мыслить. Это началось давно. Я могу представить себе умельцев, сидящих за старомодными пишущими машинками или с музейными инструментами в руках, отдаленно напоминающими магнитные карандаши. Но писали они вполне сносно. Наверное, им было легче. Сейчас нужно уметь улавливать, суть целой науки. И, конечно, обобщать, проводить параллели. Разумеется, это искусство обобщать носит иногда несколько формальный
12
характер, на уровне логических операций и математического анализа многих переменных величин. Творческая удача складывается неожиданно. Тогда вдруг получается красивая работа, одновременно и оригинальная по мысли и понятная. Где-то в перспективе стирались грани между книгами научными и художественными. Не исключено, что процесс этот происходит лишь в моем воображении.
Нужно многое увидеть здесь, узнать океан по-нр.стоящему. Я понимал: только на «Гондване» я смогу это сделать. Другого случая может не представиться всю жизнь. Итак, океан... Где мы находимся? Справа по борту — Япония, слева — Австралия, пошутил я про себя. Сначала — завтрак, решил я, а там видно будет. Кажется, все же придется поговорить с Ольховским, только попозже.
Я заказал кофе, сыр, фрукты и хлеб. Через пять минут все это дожидалось меня в маленькой стенной нише. Я открыл пластиковую крышку и перенес завтрак на столик.
На табло с надписью «Библиотека» я вызвал каталог книг по биологии, океанологии, морским беспозвоночным и другим морским наукам. Потом заказал несколько рефератов и электрокопий, успел кое-что просмотреть здесь же, за столиком, и начал на ходу изобретать систему знакомства с подводным миром.
Слегка болела голова. Я с удовольствием вспомнил о том далеком времени, когда журналисты япросто нормальные люди один раз в жизни учились наукам и ремеслам. Из тех времен, из старых книг и трактатов, выплывали пароходы, дымные причалы, фонари, маяки, якоря, просмоленные бочки, топоры, трубки, разноликие моряки и прачки, бородатые капитаны, барышни в кисейных платьях, шумные набережные, ялики, паруса, пиратские секреты. Стоп, сказал я себе, на сегодня хватит. Всеобщее взаимодействие вещей и тел — это и есть океан.
Я отключил библиотеку, вежливо выпроводил кибера, невесть откуда появившегося в каюте, и вышел на палубу навстречу морю, над которым стояли столбы солнечного света. На палубе были синие и желтые краски, и запах настоящего дерева, и ветер, гнавший тяжелые белоснежные облака.
Совсем рядом, у самого борта, держась за пластиковые поручни, стояла высокая девушка. Я не сразу заметил ее. Но у меня был, вероятно, соответствующий вид; она не удержалась и сказала:
Вы, по-моему романтик?
Да. Разумеется, — ответил я в тон.
И потому вы здесь, на «Гондване»?
А где же мне еще быть?
Значит, вам не скучно в этом плавучем музее?
Самое подходящее место для таких, как я.
Шутите? — попробовала она догадаться.
Нисколько. Те, первые, открывавшие континенты, моря и
проливы, даже не знали толком, что их ждет. Они летели на
воздушных шарах, спешили к полюсу на нартах, пробирались
узкими тропами к подножиям сияюших вершин, потом шли вы
ше— на Джомолунгму, на марсианские пики Опускались в Ма
рианскую впадину. Те, кто не утонул, не умер от голода, не погиб
13
от удушья, написали книги — отчеты о деле своей жизни. А ча ними по просторным дорогам, по надежным воздушным трассам и морским путям, на вертолетах, на комфортабельных кораблях, на подводных лодках устремились романтики. Они-то и положили начало этому движению, то есть романтике. И воспели ее в стихах и прозе, заодно с теорией преодоления препятствий, которой они долго занимались прежде чем отправиться в путь. Как видите, я не рисуюсь.
Она молчала, словно что-то обдумывая. Этот большой ребенок, кажется, даже шевелил губами. Я подошел к ней вплотную и поцеловал ее. Теперь было можно. Ничто в ней не изменилось. Родилась и туч же канула в вечность минута понимания. Она откинула волосы, внимательно посмотрела на меня сверху вниз (она была чуть выше меня), и я вдруг увидел это мгновение из будущего, моего будущего.
ВАЛЕНТИНА
На ней было светлое платье с кружевами. В пушистых волосах — лиловый цветок. Большие серые глаза изучали меня. Трудно было понять, какое впечатление я произвел. Но тайная смелость и любопытство взяли верх. После паузы я вдруг услышал:
— Потоп не сказка. И не потому, что находят следы древних
цивилизаций. А потому, что есть океан. С любой силой человек
справится, а с океаном пока нет. Разве не так?
Тирада о потопе натолкнула меня на мысль, что ей не больше двадцати — странный, неопределенный возраст... Тело и мозг пластичн-ы, на лице — следы постоянных перемен, оно точно зеркало, в котором возникает зыбкий образ, но линии так и остаются незаконченными.
Я вспомнил вслух;