Искатель. 1983. №4
Шрифт:
— Это муж Зои Аркадьевны, вы разве не знали ее фамилию?
— Нет. Я и по отчеству-то ее не знала. Зоя, и все тут.
— Тогда, расскажите мне о вашем постояльце Савелии: кто он, откуда приехал, сколько прожил?
— Сдала я комнату Савелию Матвеевичу в начале марта, — зачастила Боброва. — Заплатил сразу девяносто рублей за три месяца вперед и жил себе.
— Как фамилия вашего постояльца?
— Вот фамилию-то я запамятовала. Да и зачем она мне, чай, не грабитель какой-нибудь. У самого денег девать некуда.
— Хорошо, можете не вспоминать. Все его данные я узнаю в милиции. Вы ведь его прописывали?
Словоохотливая пенсионерка разом сникла.
— Виновата
— Постарайтесь вспомнить фамилию.
— Как-то на «л», Лисицын… нет, не помню.
— Может быть, Соболев?
— Ой, правильно, Соболев! Точно, Соболев! — обрадовалась старушка и даже перекрестилась.
— Откуда он приехал?
— Кто ж его знает? Говорит, что сибиряк. Я к нему с распросами не лезла. А отбыл он двадцать шестого мая в обед. Собрал вещички и с Зойкой на такси.
«Накануне убийства, — отметил для себя Нарышкин. — Это он мог сделать, чтобы обеспечить алиби».
— А не говорил Савелий Матвеевич, куда и как едет?
— Ничего не говорил, да я и не спрашивала. Поинтересовалась только, когда его ждать. Ответил, что не знает. Я еще подумала, что он с Зойкой улетает, два билета заказывал через какого-то друга по телефону на двадцать восьмое мая. Только вот куда — не расслышала, уж извините старую.
На другой день Николай Николаевич отправил запрос — в УВД Магаданской области с просьбой сообщить сведения, имеющиеся в отношении Соболева Савелия Матвеевича. Затем со ссылкой на номер уголовного дела наложил арест на вклады и переписку Хабаловых и, позвонив Морозову, пригласил его и Козлова к себе.
— Так вот, друзья мои, хочу совет держать, что дальше делать будем, — необычно веселым тоном встретил их Нарышкин. — Кое-что и мы за столом раскапываем… — Он подробно изложил содержание вчерашних допросов. — Таким образом, можно предположить, что убийца — любовник Хабаловой, Соболев Савелий Матвеевич, или некий «Икс», действовавший в сговоре с ним. Но убийство на почве ревности, особенно преднамеренное, сейчас музейная редкость. Хотя отбрасывать этот вариант мы не можем из-за поведения Хабаловой. Слишком уж упорно скрывает она от нас своего возлюбленного. Остается еще и вторая версия — ваша, Борис Петрович. Можно допустить, что Хабалов когда-то участвовал в махинациях, вышел сухим из воды, а соучастник по его вине осужден. Теперь тот отбыл срок, вернулся и отомстил. В таком случае нужно искать не Соболева, а кого-то третьего…
— Тем более что и у нас есть новости, Николай Николаевич, — вступил в разговор Морозов. — Вчера вышел на работу Дмитриев из ОБХСС и рассказал кое-что интересное. Оказывается, Конин Олег Сергеевич является одним из продолжателей весьма оригинального метода хищения бриллиантов путем наращивания веса. Раньше в этом подозревался Хабалов, но уличить не смогли, успел уволиться с «Кристалла». А ученик пошел по стопам учителя.
— Что это за метод? — заинтересовался Нарышкин.
— На фабрике огранщиков много. Каждый получает в работу алмазы, причем даже самый опытный мастер не может заранее точно предсказать, какой по весу бриллиант получится после обработки.
— Неужели? — удивился Нарышкин.
— Да. Так вот Конин, по мнению Дмитриева, когда-то купил в ювелирном магазине изделия с алмазной крошкой, выковырял осколки из оправы, и они стали его, так сказать, первоначальным капиталом. Огранивая на фабрике алмазы, он подменял их: себе брал чуть покрупнее, а сдавал свои, поменьше. Математика в цеху простая: десять взял, десять отдал. Вес роли не играет, поскольку потери неизбежны. Конин не торопился, действовал осторожно, постепенно увеличивая вес своего капитала.
— Так, так, — прищурился Нарышкин. — Интересно, почему сей смекалист не пришел вчера по вызову на допрос? Я звонил домой, там тоже никто к телефону не подходил. Борис Петрович, вы не могли бы выяснить причину?
— Постараюсь. — Морозов взялся за телефон. — Добрый день, Петр Максимович, Морозов беспокоит. Хотелось бы еще раз поговорить с Кониным. Когда это можно сделать?
— Ничего не выйдет, — огорчил его начальник отдела кадров «Кристалла». — После вашей беседы он больше не появлялся. Вчера позвонила жена и сообщила, что Олег Сергеевич попал в больницу имени Ганушкина.
— А что с ним?
— Чего не знаю, того не знаю.
Меньше чем через час Морозов и Козлов входили в кабинет главного врача больницы имени Ганушкина, который тут же пригласил по телефону лечащего врача Майю Федоровну Коноплеву, а сам взял плащ и, извинившись, уехал в райком.
— Слушаю вас, — подчеркнуто официальным тоном, видимо, чтобы придать себе солидность, сказала она прямо от двери.
Морозов и Козлов переглянулись, с трудом сдерживая улыбку. Лечащий врач оказался юным существом со множеством веснушек и замысловатой огненно-рыжей прической.
— Я — старший инспектор Московского уголовного розыска, — в тон ей ответил Морозов, — а это мой коллега лейтенант Козлов. Нас интересует больной, который попал к вам вчера. Конин Олег Сергеевич.
— Я почему-то так и подумала, что речь пойдет о нем.
— Вам что-то в нем показалось подозрительным?
— Районный психиатр поставил предварительный диагноз — мания преследования. Но Конин у них не лечился. Это первое обращение. Когда он поступил, я довольно долго беседовала с ним. Конин живет на Фрунзенском валу, а там проходит окружная железная дорога на уровне третьего этажа. По его словам, он давно потерял сон и истощил свою нервную систему: ночью поезда идут через каждые восемь минут, он старается уснуть, а сон не приходит. Закрыть окна — душно всем, особенно жене с ребенком. Пробовал уходить в ванную, стелил там постель на надувном матрасе, не помогало. Снотворное тоже ничего не изменило. А несколько дней назад у него появилась навязчивая идея, что его все время преследует кто-то большой и мохнатый. Стоит обернуться, видение исчезает, а потом снова за спиной и дышит прямо в затылок. Этот зверь преследовал и днем и ночью. По словам Конина, из-за этого его стала одолевать мысль покончить с собой. Поэтому и обратился к районному психиатру, ну а те его к нам направили. Сегодня утром на обходе Конин вел себя нормально. Но потом, что весьма симптоматично, пришел и стал умолять, чтобы я не назначала ему пункцию. — И, заметив недоумение на лицах сотрудников МУРа, пояснила: — Это вытяжка из спинного мозга, для определения диагноза.
Морозов и Козлов молча переглянулись.
— Я согласилась, надеялась, что это успокоит больного. Вот тут-то он предложил мне триста, а потом пятьсот рублей, если я подержу его в больнице и проведу курс лечения электросном. А чтобы не было лишних разговоров, стал уговаривать написать ему в истории болезни, что он шизофреник или эпилептик, словом, все, что угодно, лишь бы сразу не возвращаться домой и не мучиться от бессонницы.
— Майя Федоровна, Конин обещал вам деньги или пытался вручить? — поинтересовался Морозов.