Искатель. 1983. №4
Шрифт:
— Взламывайте дверь! — приказал Морозов.
Когда оперативные работники вошли в квартиру, Конин кричал в телефонную трубку, что к нему рвутся грабители. Но, видимо, получив соответствующее разъяснение — 107-е отделение милиции было предупреждено, — возмущенно бросил ее и застыл, скрестив руки на груди.
Морозов подошел к окну и взглянул вниз. Жены Конина не было видно. Один из двух стоявших во дворе работников милиции подал условный знак, что из квартиры ничего не выбрасывали. Нарышкин официальным тоном обратился к хозяину:
— Гражданин Конин, вам предлагается до решения суда добровольно
— Здесь какая-то ошибка! Меня оговорили! Я буду жаловаться! — визгливым голосом выкрикнул тот.
— Не будем терять времени, — прервал его Нарышкин. — Борис Петрович, пригласите понятых.
Сотрудники начали тщательный осмотр наиболее вероятных мест, где могли быть спрятаны драгоценности. Конин наблюдал за происходящим с оскорбленным видом человека, перед которым вот-вот должны извиниться. Через час вернулась жена с дочкой.
— Что здесь происходит? — недоумевающе обратилась она к мужу, словно не замечая посторонних людей.
— Не волнуйся, Сашенька, это какое-то недоразумение…
Конина злобно полоснула глазами по знакомому лицу Морозова. Муж взял у нее из рук сумку с продуктами, что-то шепнул, помогая снять жакетку, и она сухо обратилась к инспектору:
— Не знаю, что у вас за дела, но мне нужно кормить ребенка.
— Одну минуточку, — остановил ее Дмитриев. — Николай Николаевич, я думаю, мы не будем делать личный обыск гражданки Кониной, а занесем в протокол, что для повседневного ношения у нее на руке обручальное кольцо, других драгоценностей нет.
— Я протестую! — взвился Олег Сергеевич. — У жены есть еще личные драгоценности, подаренные ей покойной матерью. Нарышкин и Дмитриев посовещались.
— Борис Петрович, проводите Олега Сергеевича на кухню. Потом мы вас пригласим, — сказал Нарышкин и, когда дверь за ними закрылась, обратился к Александре Михайловне: — Опишите, пожалуйста, драгоценности, подаренные вам матерью, а понятых прошу засвидетельствовать.
Конины не были готовы к такому повороту дела, и ситуация привела хозяйку в замешательство. Наконец она решилась назвать некоторые самые ценные изделия.
— Итак, я записал, — начал перечислять Нарышкин. — Золотой перстень с бриллиантом в десять карат, золотые сережки с рубинами по пять карат, золотая брошь, булавка для галстука, золотая, инкрустированная четырьмя бриллиантами по два карата. Вес камней назван приблизительно.
— Она что же, из дворян? — спросила ошеломленная соседка.
— Моя мать крестьянка, она работала всю жизнь, а отец, к вашему сведению, погиб на фронте. Ясно?
Обращаясь к понятой, Нарышкин пояснил:
— Да, это правда, отец был сержантом и погиб под Москвой в ноябре сорок первого. Мать — колхозница из Смоленской области, вырастила трех дочерей, получая наличными от 60 до 100 рублей в месяц. А перечисленные камешки стоят примерно двести-триста тысяч. Вот только интересно, сколько же досталось другим сестрам?
— Мать все отдала мне, она меня больше всех любила. — Конина врала настолько откровенно, что понятые только покачали головами.
— Покажите ваши драгоценности, — предложил Дмитриев. Растерявшаяся хозяйка подошла к трюмо, нерешительно выдвинула ящичек, но там ничего не оказалось. Прошла в комнату мужа, порылась в письменном столе, в шкафу, но ничего не нашла. На лице ее появилось выражение отчаяния. В гостиную пригласили Конина, а жена заняла его место на кухне.
— Олег Сергеевич, прошу вас назвать, описать и предъявить драгоценности, подаренные вашей жене ее матерью. — Нарышкин приготовился записывать, но Конин не спешил перечислять их.
— Она вам их уже назвала, и я считаю, этого вполне достаточно. К ее драгоценностям я отношения не имею, — наконец нашелся он, стараясь сохранить независимый вид. — Вы пришли искать — ищите, а мое дело обжаловать ваш произвол.
Продолжать беседу с озлобившимися супругами было бесполезно. Сотрудники опергруппы начали осмотр квартиры.
— Да пустите же меня! — неожиданно раздался требовательный голос Кониной. — Мне нужно в туалет.
Она попыталась оттолкнуть Морозова и проскользнуть в дверь.
— Еще раз прошу простить, но у нас строгие правила — только в присутствии нашей сотрудницы.
— Но это… хамство! — Хозяйка невольно попятилась назад.
— Минуточку, — вмешался Нарышкин. Он зашел в туалет, осмотрел крепление вентиляционной решетки, приподнял крышку бачка унитаза, там в целлофановом мешочке лежали названные Кониной «фамильные» драгоценности.
— Товарищи понятые, — пригласил следователь, — прошу засвидетельствовать факт выемки.
— Отдайте, это все мое! — истошно закричала Александра Михайловна, пытаясь вырвать целлофановый мешок, который Нарышкин предъявил понятым. Однако, поняв, что изменить уже ничего нельзя, она отошла и обессиленно села на стул.
Обыск шел уже больше восьми часов, но обнаружить неоправленные бриллианты не удавалось. В окна брызнули последние лучи заходящего солнца, которые вывели Конину из оцепенения. Она прошла в маленькую комнату, которая была тщательно осмотрена, и стала укладывать спать раскапризничавшуюся дочку.
— Ты бы тоже прилегла, — посоветовал Конин жене, — и не переживай… Наши законы не запрещают хранить фамильные ценности. А на беззаконие мы будем жаловаться, так это не пройдет.
Часов около десяти Морозов подошел к журнальному столику, на котором стоял хрустальный графин и четыре стакана. Приподняв, он наклонил графин, чтобы налить воды, и вдруг ему показалось, что по дну что-то перекатывается. Борис посмотрел графин на свет, но ничего не увидел. Снова наклонил — звук повторился. Поднял пробку и заглянул сверху — прозрачная жидкость.
— Давайте я вам свежей воды налью, — неожиданно предложил хозяин, протянув руку за графином.
«С чего бы такое внимание?» — удивился Морозов. На всякий случай он поднял хрустальный графин обеими руками и энергичными круговыми движениями взболтал воду. Опять послышался характерный звук. Краем глаза Борис посмотрел на хозяйку, застывшую в дверях: та не сводила завороженного взгляда с графина, беззвучно шевеля губами.
Что это может быть? Почему они так разволновались? И вдруг в голове Морозова сама собой всплыла вычитанная в книге фраза: «бриллианты чистой воды». Они же так называются, потому что у них почти такой же угол преломления, как у воды.