Искатель. 1983. №4
Шрифт:
— В каких магазинах вы были двадцать седьмого мая в районе двух часов дня? Припомните, пожалуйста, какие-нибудь факты, которые подтверждали бы правильность ваших показаний.
— Сейчас… Около двух мы были на Неглинной у магазина «Охотник», в воскресенье он не работает, ну мы и пошли перекусить в «Полевой стан». Потом зашли в Пассаж…
— И ушли? — с иронией спросил Морозов.
— Да… чинно-благородно. А что?
— Двадцать девятого мая примерно в тринадцать часов вам звонила Зоя Аркадьевна, хотя вы уже улетели. Припомните, пожалуйста, где вы были в это время.
— Где я был? В зале ожидания в Домодедове. Магадан не принимал, и мы с Николаем почти сутки в аэропорту просидели.
— Странно, — не скрыл удивления Морозов, — кому же тогда она звонила из автомата, просила немедленно уехать, а связь поддерживать только через Раю?
— Да вы что! Я как расстался с Зоей в субботу, так с тех пор ни звонка, ни писем. От вашего Козлова впервые услышал, что Федора убили. Вы сами подумайте, зачем он мне сдался?
Раздался телефонный звонок. Нарышкин снял трубку и передал ее Морозову:
— Это вас, Борис Петрович, Черкасов.
У старшего инспектора сразу мелькнула мысль: что-то случилось, если, не успев расстаться, тот уже ищет его. Действительно; новости были интересные. Около четырех часов дня из особняка вышел Рогов, подмастерье Лаевского, причем в весьма странном состоянии: возбужденно размахивал руками, разговаривал сам с собой. В свое время он тоже проходил свидетелем по делу Гришина и произвел тогда впечатление пустоватого, суетного парня. Черкасов пошел за ним в надежде что-то услышать, а Рогов его узнал, сказав, что профессиональная память никогда не подводит художника. Они остановились покурить. Рогов стал жаловаться, что Лаевский его рассчитал: «Реставрацией я больше не занимаюсь». Собирается податься на природу, пожить в своем «охотничьем домике» в поселке Березовка по Калужской дороге. Во время этого разговора Лаевский был одет по-дачному, но, пока прислуга Даша кормила Рогова ужином, он видел, как Владислав Борисович положил в чемодан английские светлые штиблеты, замшевый новый пиджак, взял импортный с наклейками чемодан и вышел во двор. После ужина он вместе с Дашей искал Лаевского, но того нигде не оказалось.
— Хочешь сказать, что он ускользнул у вас из-под носа! — не сдержался Морозов.
— Да, но он ведь вышел не в калитку, а, как выяснилось, через дырку в заборе и соседним проходным двором прошел на параллельную улицу, — виновато объяснил Черкасов.
— Ладно… Рогов знает, где его дача?
— Нет, его туда никогда не приглашали.
— Тогда вот что: оставьте кого-нибудь для наблюдения за входом в особняк и все быстро в управление.
Сам Морозов не стал дожидаться конца допроса и тоже поспешил к себе. Он не сомневался, что Лаевский знает, в чем его подозревают. Если бриллианты, похищенные у государства, будут найдены, то с помощью экспертизы всегда можно установить их принадлежность, а это, в свою очередь, повлечет за собой крайние меры наказания. Значит, держать камни в особняке опасно, и он решил их увезти, спрятать. На даче это легче. Но зачем тогда было говорить Рогову, что он держит путь именно туда? Для такой опрометчивости Лаевский слишком хитер.
— Нужно обогнать Лаевского или хотя бы не слишком опоздать и провести обыск на даче, пока он не успел все как следует припрятать, — подытожил Морозов, рассказав Козлову о неожиданном повороте событий. — Так что иди к дежурному, посмотри по карте все Березовки, особенно вдоль Калужского шоссе, бери машину и езжай, найди дачу Лаевского.
В девятом часу раздался телефонный звонок.
— Борис Петрович, ваш покорный слуга Нарышкин, — зазвучал возбужденный веселый голос. — Как настроение?
— Как у дождевого червя во время засухи…
— Тогда я кстати объявился. Сейчас вы у меня плясать будете. Нашел я убийцу, признался он во всем и раскаялся.
— Кто? Неужели Соболев?!.. Ярцев?!
— А вот и не угадали. Жена Хабалова, Зоя Аркадьевна. Когда я вызвал ее на допрос и объявил, что Соболев и его Друг Ярцев доставлены в Москву, она такую истерику закатила… Обвинила меня во всех смертных грехах, потребовала его немедленно освободить и во всем призналась.
— Вот уж на кого никогда бы не подумал.
— И напрасно. Интуитивно я ее давно подозревал. Теперь выяснил, как это произошло. Когда она ходила после двух в магазин, ее муж тоже успел сбегать за двумя бутылками «Русской», отпил, спрятал поллитровку где-то в прихожей. Перед обедом жена уже была дома, а ему захотелось еще немного отхлебнуть. Она услышала, пришла с кухни и бросилась вырывать бутылку. Завязалась самая настоящая драка, только молча, без шума, потому что после ночного скандала стеснялись соседей. Защищаясь, она сгоряча ударила Федора по голове молотком, которым отбивала мясо. Он вместе с бутылкой заперся от нее в ванной и вскоре скончался.
— А, может быть, она просто из любви к Савелию решила взять вину на себя? Есть же показания старушек, что в обеденное время они видели, как высокий, не из их дома мужчина вошел в подъезд и больше не выходил.
— Это я проверил: Ярцева они не опознали. Я только сейчас от Зои Аркадьевны. Она дала мне как улику этот молоток, его параметры полностью совпадают с конфигурацией пролома черепа.
— А кому же она звонила из автомата во вторник после допроса? Еще умоляла скрыться…
— Хабалова думала, что за ней следят. Вот и решила отвести подозрение и направить розыск по ложному пути. Говорила специально громко в надежде, что кто-то из наших услышит. Я проверил все сомнительные моменты и пришел к заключению, что самооговор со стороны Хабаловой в пользу Соболева исключается.
— Ну, Николай Николаевич, спасибо. Нет, не то слово… Вы прямо бальзам на мои раны полили. Мне бы сейчас еще от Козлова весточку получить и Лаевского к вам доставить для полного счастья…
Потянулись томительные часы ожидания. Наконец в половине первого ночи раздался звонок. Морозов моментально схватил трубку.
— Борис Петрович, есть новости. Я нашел место, где была дача Лаевского. Три часа назад она сгорела вместе с хозяином. Пожарные уже все залили. Сосед рассказал, что в восемнадцать с минутами Лаевский приплелся на дачу, шатаясь, сильно пьяный. И что самое удивительное — подарил бутылку коньяка соседу, хотя раньше между ними отношения были прохладные. Заявил, что теперь до конца дней будет только гулять и отдыхать. Потом минут через десять Владислав Борисович снова пришел к соседу, попросил воронку перелить керосин. Тот ее дал, но посоветовал отложить хозяйственные хлопоты до утра. А примерно в двадцать два часа дача Лаевского вспыхнула словно факел. За полчаса сгорела вся дотла. Сейчас там работает следователь РУВД.
Это был сюрприз. Даже не верилось, что опытнейший делец, продумывающий каждый свой шаг, мог так нелепо кончить жизнь.
— Борис Петрович, — продолжал Козлов, — есть тут некий Семен Рубцов, местный житель, правда, он немного пьян, но утверждает, что, возвращаясь в деревню часов в десять-одиннадцать вечера, еще до пожара, видел, как из леса сразу за дачами вышел человек и сел в такси, которое подошло к скирде возле дороги. В руках у этого человека был чемодан. Когда машина проезжала мимо, пассажира не было видно, наверно, лежал на заднем сиденье. Номер такси Рубцов запомнил — 15–50, а буквы не разобрал. Какие будут указания?