Искатель. 2009. Выпуск №6
Шрифт:
Вскоре в обменнике пришлось установить несколько касс, и у Анюты — теперь заведующей кассой — появились подчиненные. Наряду с торговлей валютой вовсю шел ремонт в будущем офисе самого филиала: бывшем институтском здании в глубине тополевой аллеи за пожаркой, выделявшейся в Белодонске своей высоченной скворечниковой каланчой. Институт развалился, его приватизировал последний директор и теперь сдавал помещения в аренду денежным клиентам.
Покрашены стены, побелены потолки, повешены люстры, протянута электропроводка — и у входа замаячил милиционер с автоматом. Еще пахнущие краской и белилами комнаты стали заселять новоиспеченные сотрудники со счастливыми лицами.
На первом этаже с левой стороны потянулись окошечки касс, с правой — прилепились друг к другу стойки для клиентов. На втором этаже двери заблестели табличками «управляющий», «главный бухгалтер», «валютный отдел».
Если кого-то Манин мог взять на работу прямо «с улицы» — банковских кадров на периферии не хватало, — то на место главного бухгалтера ему нужен был только банковский специалист. Сам он до своего партийного прошлого преподавал в школе русский язык, а еще со времени своей школьной поры одно упоминание о расчетах вызывало у него зубную боль.
Манин с просьбой уступить бухгалтера наведался к руководителю одного белодонского банка, но, видимо, продешевил и получил отказ. Зато в другой местный банк он уже явился во всеоружии. Хозяин этого банка хотя и оказался менее сговорчив, но товар предложил качественнее. Две недели обменник работал только на сбор необходимых средств, после чего в кабинет главного бухгалтера въехала широкоглазая шатенка с миниатюрной талией — Вероника Семеновна.
Хотя она долгое время не давала согласия на переход, но Манин предпринял психическую атаку: встречал ее утром и подвозил на работу, приезжал к ней в банк и дарил розы, после работы вез домой и не отказывал ни в одном ее желании. Вероника Семеновна не выдержала.
Борис Антонович полетел в Хоперск и до полуночи уговаривал Марианну Михайловну согласиться с его кандидатурой и выдвинутыми Вероникой Семеновной условиями: отпуск только летом и с путевкой за границу, спецобслуживание в больнице, личный парикмахер, личный массажист и, что самое главное, сразу кредит на квартиру.
Коркунова возразила:
— Да у меня своего массажиста нет!
Манин склонил голову:
— Я за нее такие бабки убухал, что другого кандидата просто не потяну…
Щелкнул замками дипломата и извлек сиреневую шкатулку из чароида.
— Валяй! — махнула банкирша, рассматривая подарок. — Только учти, все поблажки этой крале за твой счет…
— Премного благодарен.
Другие кадровые вопросы он решал менее хлопотно. На вакантное место кадровика с некоторыми хозяйственными функциями взял бывшую коллегу, портившую ему нервы еще в горкоме, Глафиру Львовну Безбородову. Где бы она ни работала: в ветеринарном институте, партийном комитете, на бирже, — везде досаждала своим лезущим во все дырки характером. С ужасом в глазах вспоминали многие сослуживцы эту Бабу Ягу, носящуюся с метлой где ни попадя. И вот теперь только одному Всевышнему известно, за какие заслуги: то ли за взятку, то ли за веский компромат на Манина, то ли помутнение нашло на бывшего учителя русского языка, — тот поставил свой росчерк на ее заявлении.
Глафира Львовна заняла застекленную комнатку рядом с кассой. Сразу пригласила к себе предпенсионного возраста коменданта. Почти пенсионер, бросив все остальное, принялся обустраивать ее кабинет: со всех сторон завесил стекла жалюзи; хватаясь за сердце, притащил двустворчатый шкаф под одежду; раздобыл стенку под посуду; повесил зеркало; «оторвал от себя» кожаное кресло; прикрепил к стене вентилятор с широченными лопастями, про себя называя шефиню «гестаповкой».
Глафира, направив себе в лицо воздушный поток от крутящихся лопастей вентилятора, глянула в обрамленное позолотой зеркало и удовлетворенно вздохнула:
— Чем не Примадонна!
Юриста Манин нашел, ухватив за рукав куда-то спешащего давнего знакомого — Тараса Леонтьевича:
— Ты, как всегда, в мыле…
— Ноги волка кормят!
Выяснив кое-что необходимое, спросил:
— Ко мне не пойдешь?
— А куда это?
— В банк…
О подобном предложении можно было только мечтать. До Тараса Леонтьевича долетали слухи о доходах банков. А самого Бориса Антоновича он знал по своему комсомольскому прошлому, когда Борис Антонович — старший партийный товарищ — поучал его и вовсю погонял райкомовской дубиной.
— Пошел бы… — поджал губы Тарас, не знающий, разыгрывает ли его Манин или нет.
В помещениях филиала запахло свежестью. Вешний воздух струился по этажам. В свитерке под самую шею, с восторженным лицом, Тарас Леонтьевич переступил порог кабинета кадровички.
— У нас в управлении кадров… — начала та сухо, глянув из-под квадратных очков.
От вида приплюснутой физиономии с блеском волосков на щеках, бородавкой на носу и высоченной аляповатой прической выражение у Тараса Леонтьевича изменилось: «Ну и кикимора». Тарас похолодел и впервые ощутил банковский дискомфорт. По-пробовал улыбнуться, но вместо этого состроил рожицу, и его щеки затряслись.
— Вы что мне глазки строите? — завелась Безбородова.
— Да я, я… — трясение только усилилось.
— Чокнутый какой-то… Ну и кандидаты же у управляющего, в психушку таких надо, а не в банк!
— Что? — вытянул шею юрист.
— Дед Пихто! Иди… Приказ, так уж и быть, накатаю…
Какие дополнительные эмоции пережил новоявленный юрист, когда узнал, что его рабочее место находится напротив зажалюзинной комнатенки кадровички, известно только ему самому.
В кильдиме Тараса Леонтьевича уместились черный стол, черный сейф и на приставке матовый системный блок компьютера с пузатым дисплеем — атрибут каждого банковского юрисконсульта. Тарас осторожно опустился в кресло, в коже которого из рваных дыр торчали ошметки серой пакли, и с резким скрипом заржавевшего крепления развернулся.
— Вы что тишину нарушаете! — в проеме возникла Глафира.
— Да вот, не смазано! — испуганно заговорил, свешиваясь головой под кресло.