Искатель. 2013. Выпуск №5
Шрифт:
— Но кто?
— Откуда я знаю!
— Да как он хоть выглядит?
— Такой же, как ты, — чокнутый! Да отцепись, или я закричу!
Она вырвалась и побежала за удалявшейся от шоссе толпой.
— Ну хоть приблизительно? — крикнул я, подавшись было за ней.
Не оборачиваясь, она припустила еще быстрее. А я твердо решил, что теперь не отстану. Не сегодня — так в другой раз! Меж тем фонари, поначалу робко мерцавшие, вовсю расцвели желто-белым, ясно давая понять: время импровизаций прошло. Я повернулся к остановке на другой стороне дороги. И откуда-то сверху хищной птицей налетел ужас, почти прижавший меня к земле и стиснувший горло. Рядом с остановкой стояло существо в дутой куртке. Впрочем, стояло всего лишь миг. Едва заметив, что его обнаружили, оно поспешно зашло за размалеванную граффити стенку стального каркаса — туда, где самые лихие пассажиры обычно оставляли пивные бутылки, справляли нужду или проблевывались.
Я не хил и не тщедушен: все-таки армия за спиной. А после практики в тюремной больничке испугать меня крайне сложно. К тому же человек на другой стороне дороги был, наверное, на две головы ниже и вообще мог оказаться женщиной. Но внутри точно кто-то стоп-кран рванул: я был не в состоянии двигаться. И не сомневался, что странное и дикое создание поджидает меня с дубиной наперевес. Ну, или с ножом в кармане. Но тут мне несказанно повезло: из леса вышли двое забулдыг и направились в сторону той же остановки. Я перебежал дорогу и — с алкашеским эскортом — подошел к страшному месту. Никого. А уже в автобусе мне вдруг сделалось смешно: с чего я, в самом деле, решил, будто это двуногое живет в Озерном? Может, из Озерного оно как раз ехало к себе домой? Да и судя по виду, это местный дурачок или дурочка. И вполне возможно, что испугалась «куртка» еще больше моего. Просто я был слишком занят собственным страхом, чтобы это приметить.
Но я заблуждался — глупо и глубоко. Уже дня через четыре — я даже не успел снова наведаться к Ленусе — «дутый» возник на детской площадке напротив моего подъезда. Да-да, в Москве! Он сидел под деревянным грибочком и смотрел прямо на мои окна. На этот раз я легче пересилил страх: вокруг была родная вотчина, а в прихожей — увесистый молоток. Сперва хотел взята нож, но он — орудие роковое, двусмысленных положений не терпящее. Впрочем, их и не возникло: «дутый» опять исчез до того, как я выбежал. И опять бесследно: даром я дважды обошел вокруг дома. Кто этот странный шпик, было трудно даже представить. Деньги мои — не то чтобы сногсшибательные, враги — не то чтобы лютые, а репутация — не то чтобы сомнительная. Я понятия не имел, с чьей зоной интересов вдруг пересеклось мое куцеватое жизненное пространство. Уже не вспоминались ни Ленуся, ни история с посылкой Валентиныча. Я стал то и деле оглядываться — во дворе, на улице, в автомобильных пробках… И все чудилось, что откуда-то из самой гущи народа, из окон ближайшего дома, из машины, стоящей прямо за моей в бесконечной очереди безумцев перед МКАД, и из-за каждого второго дерева в соседнем парке вечно устремлен на меня напряженный, внимательный взгляд. Расслабиться теперь получалось разве что дома и у друзей — да и то лишь потому, что у себя я наглухо задергивал шторы, а с друзьями принимал по двести.
Два раза казалось, что я и вправду заметил поблизости голубую дутую куртку, но, бросившись за нею, настигал пустоту. Не помню уже, сколько это продолжалось — может, недели, может, и месяцы… По крайней мере, до тех пор, когда теплым вечером — летним уже де-юре и де-факто — я на выходе из клиники просто-напросто не воткнулся в эту самую куртку подбородком. Внезапность оглушила: не успел и испугаться толком. Ушанка и громадные очки а-ля мистер Икс, столь долго тревожившие воображение, вдруг сами собой возникли прямо перед глазами. А затем куда-то отпрыгнули и — когда я только начал осознавать, что происходит, — понеслись прочь. Судя по скорости, которую развил этот невысокий, коренастый человечек, он тоже был ошарашен. По счастью, я быстро пришел в себя. Неоновые отражения в лужах, рев снующих по улицам машин, гомон пьяных от июня компаний — все это помчалось мимо под барабанный аккомпанемент сердца. Только бы не отстать, только бы продолжала трястись перед глазами эта ушанка! Человечек бежал, как бегут от возмездия, — не оборачиваясь, втянув голову в плечи. Его шарф размотался и теперь вился сзади косматым хвостом. Прохожие изумленно оборачивались. Красные фигурки на светофорах требовали неукоснительного подчинения, машины гневно гудели, но, игнорируя их, мы оба прыгали по дымящемуся после ливня асфальту. «Куртка» устремилась вверх вдоль шоссе, яростно протискиваясь сквозь стекавшую к метро толпу. Я вроде был все ближе и ближе, но всякий раз, когда мне оставалось сделать последний рывок, протянуть руку ц ухватить человечка за воротник или рукав, откуда ни возьмись наплывала груда торопливых людей, начиналась толкотня — и человечек вновь ускользал.
И вдруг он свернул в полупустой переулок. Я напряг последние силы и… передо мной захлопнулась тяжеловесная дверь какого-то заведения. Беглец проскользнул-таки внутрь. Рванув за латунную ручку, я оказался не то в кафе, не то в ресторане. Играла музыка, за столиками трапезничали, а в конце зала отчаянно суетился мой «герой»: он продирался через чащу стульев, ища другой выход. Неосторожным движением «куртка» смахнул с носа очки, и теперь я совсем отчетливо увидел, что это мужчина — с полными, гладко выбритыми щеками. Сидящие вокруг подняли головы от тарелок и смотрели на него, точно на диковинное блюдо, которое проносят мимо официанты. Я снова прибавил скорости, но кто-то рядом встал, с грохотом отставил стул и перекрыл дорогу. И почти в эту самую секунду от большой компании, шумевшей в углу за несколькими сдвинутыми столами, отделился мужчина. Он дернул моего человечка за рукав и, развернув к себе, дружески хлопнул по плечу. Человечек явно не был готов к всплеску панибратства в разгаре гонки с преследованием: как мышь в кошачьих лапах, он съежился и тупо уставился то ли в бесконечность, то ли внутрь самого себя. А схвативший его мужик, рослый красноморд, властно подтолкнул жертву лицом к столу и гаркнул:
— Не узнаете? Это ж наш Димон! Краса-а-а-авец!
Резко остановившись, я едва не сел на кого-то вер…
«…хом хамства стало то, что он прекратил общаться с сыном. Я уверена: все из-за этой проклятой политики. Даже женщина не способна так его довести. Никого не приглашает, просто бегает от нас. Федя, дорогой, прошу тебя! Сделай, попробуй сделать хоть что-нибудь! Ты моя последняя надежда. Он как под гипнозом. На порог пускать не хочет ни меня, ни маму. Мы уже давно не живем вместе, но он все равно не чужой мне человек! Умоляю: хоть ты сходи к нему! Я боюсь…»
Так и осталась эта бумажка в кармане куртки. То сминаю ее, то снова разворачиваю: монотонное движение успокаивает. Поезд плавно покачивает на поворотах, а я зажат с обеих сторон преющими телами. То, что слева, — тяжеленный панцирь женщины в летах, — постоянно меня подпихивает. Над головами несется зычный голос коммивояжера. «Уважаемые пассажиры! Предлагаю — пих! — вашему вниманию — пих! — роликовый массажер отечественного — пих! — производства. Сделан из натурального — пих! — дерева. Обладает — пих! — целебными свойствами! Снимает — пих! — боль, отеки, помогает — пих! — бороться с целлюлитом!»
В дверях замаячила серая форма контролеров. Медленно, бубня под нос не то приветствия, не то приказания, они ползут к центру вагона — сжимают в тиски всех, кто не успел ускользнуть. Достаю билет. Молодой, лет двадцати пяти русый парень хмуро его изучает. Потом так же хмуро смотрит мне в лицо.
— Пройдемте в тамбур.
— Что-то не так? Я в кассе купил.
— Пройдемте, сейчас проверим — это быстро.
— С ним что-то не так?
Парень хмурится еще больше. Его лицо уже как испорченный персик.
— Нет, может, все нормально… Ну пройдемте, пройдемте! Так положено.
Я поднимаюсь. Парнишка торопливо семенит к выходу. В тамбуре кисеей висит сигаретный дым.
— А что может быть с этим билетом? — говорю я, но контролер даже не оборачивается. Хлоп! — и он скрывается за железной дверью в другой вагон. А обе мои руки стискивают крепкие клешни.
— Тих-тих! Не надо голо…
…сить у угловой компании получалось громче всех. Пили, тостовали, жевали, держались за руки, смеялись, заглядывали друг другу в глаза, как в последний раз. А я не знал, куда себя деть. Минуты текли — гигантские, нерасторопные, чужие. Заказал кофе — больше для отвода подозрений, — но даже не пригубил и только терзал дрожащими пальцами пакетик с сахаром. Стул был самым удивительным из всех, на которых мне доводилось сидеть. Хотя я не вставал с места час, а может, и полтора, спинка его — стальная спинка с рококошными завитушками — так и оставалась ледяной. Стоило только откинуться на нее, как начинало знобить. Толстый человечек ни разу не обернулся. Но он знал, что я здесь. Он смотрел на меня своей ссутулившейся спиной и складчатым, коротко остриженным затылком. И видел, и замышлял что-то. Все визжало: за столиками — полутрезвые дамочки, за стенкой — бодрые кухонные, предвкушающие близость закрытия, в колонках под потолком — скрипки виртуозов, а внутри меня — разум, поранившийся обо что-то неподвластное его привычным приемам. Толстяк не снимал куртки: видно, несмотря на горячительное угощение, его здесь знобило также, как и меня. На вид я дал бы ему не больше сорока. В основном глядеть приходилось на его лысину, но когда он поворачивался в профиль, можно было заметить, что он курнос и румян. Многие, поднимая бокалы, многозначительно посматривали на толстяка, но тот не выказывал ни малейшего удовольствия от здравиц. Наконец медленно, точно сгибаясь под давлением всеобщего гвалта, мой визави поднялся. Я, как мог, напряг слух, надеясь, что он будет говорить хоть немного громче остальных, а шум в зале поутихнет. Но толстяк только что-то крякнул себе под нос, помахал указательным пальцем, а затем вдруг метнулся в мою сторону, на ходу натягивая ушанку. От неожиданности я едва не шмякнулся со стула, но толстый пробежал мимо и даже не скосил взгляда. Качнув стол, расплескав нетронутый кофе, я ринулся к выходу. И уже в дверях вспомнил, что не заплатил. Карман, кошелек, нужная купюра, снова злополучный стол…
В общем, когда я выскочил на улицу, искать там опять было некого. Наудачу я пробежал в глубь переулка, но, естественно, ни души не обнаружил. Сунулся через арку и какой-то двор, но и его нашел пустым и тихим. Щука сорвала блесну и ушла в камыши. Я потерял сон и начал расставлять сеть.
И он попался. Через две недели — на детскую уловку. По вечерам я включал в квартире свет, музыку, телевизор — будто бы отдыхаю дома. А сам в это время сидел в кустах под окнами. Меховую шапку невозможно было прозевать. И я не прозевал: когда он в очередной раз направился к заветному грибочку, я пулей вылетел наперерез. Он отпрянул так неловко, что споткнулся и сел задом в траву — еще сырую после соития с летним ливнем.