Искатели клада. Рассказы
Шрифт:
— Тихо, Ровер! — повторил капитан.
— Тихо, Ровер! — издали крикнул штурман.
Под тройным контролем собака улеглась, но не спускала глаз с бака. Появление штурмана с блюдом дымящейся рыбы сильно взволновала ее. Ей удалось владеть своими чувствами не больше пяти минут; после того она ринулась к тарелке шкипера, который в это мгновение был занят разговором с мистрисс Банкер.
Шкипер, не заметив ничего, хотел передать свою тарелку штурману, но тот злобно заявил ему, что не станет есть из одной тарелки с собакой.
Мистрисс Банкер прогнала собаку, которая отошла и легла у люка.
Барка быстро неслась по течению. Солнце поднялось высоко и ласково пригревало. Все за столом чувствовали себя легко и приятно, как вдруг собака пробилась сквозь заколдованный круг и схватила с блюда рыбу. При этом она опрокинула сосуд с кипятком и сильно укусила шкипера.
— Гадкая собака, — нежно сказала мистрисс Банкер. — Она, кажется, укусила вас? Позвольте, я вам сделаю перевязку.
— Кажется, — сказал капитан, глядя на выступившую на руке кровь. — Если вы уж так любезны, сойдите вниз и возьмите в каюте полотно… Вы найдете в моем комоде… направо.
Мистрисс Банкер сошла вниз, а оставшиеся переглянулись между собой, а затем перевели взгляды на собаку, которая вызывающе лаяла на проходившую мимо шхуну.
— Пора бы уже ей вернуться! — неопределенно сказал штурман, бросив взгляд на парус, затем на шкипера, затем на собаку.
— Да, — сквозь зубы произнес шкипер. — Не мешало бы!
Он быстро повернул румпель и собака закончила свой лай в воде. Набежавший ветер надул паруса, и шхуна сразу очутилась на расстоянии 20 ярдов от собаки. Собака жалобно посмотрела на шхуну и поплыла к берегу.
— Убийцы! — раздался вопль появившейся Матильды. — Убийцы! Вы утопили мою собаку!
— Собаку! Какую собаку? — слабо оправдывался шкипер. — Я не видел собаки.
— Врете! — загремела леди. — Все врете! Я следила за вами и все видела.
— Мы повернули, чтобы дать дорогу шхуне, — сказал капитан.
— Какой шхуне? Где шхуна?
Шкипер взглянул на штурмана.
— Где шхуна? — спросил он.
— Я думаю, что мы обогнули ее, — глубокомысленно сказал тот, оглядываясь во все стороны. Я больше не вижу ее.
Мистрисс Банкер топнула ногой и, бросив на своих спутников презрительно-уничтожающий взгляд, сошла вниз. Она отказалась от полдника и не выходила из каюты до самого Ипсвича. У Ипсвича она вышла на палубу, сама вынесла свои вещи и, не обращая внимания на убитого горем капитана, сошла на берег, заказала кеб и уехала.
Через час команда разошлась, и капитан остался один на корабле. Он долго ходил взад и вперед по палубе и старался уяснить себе тот печальный факт, что в последний раз видел мистрисс Банкер, и что все мечты его о счастливой семейной жизни с нею погибли.
В павлиньих перьях [4]
Мистер Джобсон проснулся в воскресном, хорошем настроении. В полусне он слышал как вставала миссис Джобсон и в полусознательном состоянии занял порядочную часть освободившейся территории. Он потянулся и зевнул, а затем стал искать брюки.
Он был аккуратным человеком и каждую ночь в течение более двадцати лет вешал их на медный шарик кровати со своей стороны. Туда же он повесил их и вчера, но сегодня их не было на обычном месте. Они исчезли вместе с красными подтяжками, которым исполнилось не более и не менее как десять лет. Вместо этого на стуле, стоявшем в ногах кровати, лежал комплект одежды, который заставил его содрогнуться. Дрожащими руками перевернул он черный фрак, белый жилет и светлые клетчатые брюки. Белая рубашка, воротничек и галстук дополняли этот наряд, и в довершение отчаяния он увидал на своей картонке около стула высокий блестящий цилиндр.
4
Произведение, с таким названием уже было включено в первый том нашего двухтомника. Но там был был рассказ "In Borrowed Plumes", здесь же публикуется рассказ "Fine Feathers", который тоже издавался под названием "В павлиньих перьях" (В. В. Джекобс. В павлиньих перьях, Л-д.: Красная газета, 1927 г.). В силу ряда причин редакция решила не менять название.
М-р Джобсон стоял перед этим великолепием, слабо улыбаясь и рассеянно поглаживая свой щетинистый подбородок.
— Они решили пошутить надо мной, — пробормотал он. — Хотели сделать из меня чучело. Но куда же делось мое платье?
Обойдя следующую комнату, он почувствовал беспокойство и, украдкой спустившись вниз, пробрался в лавку.
— О, боже, Альф! — послышался голос. — Что ты тут делаешь?
М-р Джобсон обернулся и увидел стоявшую в дверях жену.
— Я ищу свою одежду, мать, — отрывисто проговорил он.
— Одежду? — сказала миссис Джобсон, стараясь придать своим словам равнодушный тон. — Да ведь она же на стуле.
— Я подразумеваю одежду, достойную христианина, т. е. зеленщика, — ответил мистер Джобсон, повышая голос.
— Это маленький сюрприз тебе, дорогой, — сказала жена. — Я, Берт, Глэдис и Доротея долго копили на это деньги.
— Это очень мило с вашей стороны, но… — М-р Джобсон кашлянул. — Дело, во-первых, в воротничке, мать. Я не надевал его более двадцати лет.
— Как тебе не стыдно! — воскликнула жена. — Я уверена, что не найти другого порядочного купца, обматывающего свою шею платком.
— Может быть, у них не такая нежная кожа, как моя, — настаивал м-р Джобсон, — а, во-вторых, вообрази меня в цилиндре. Да я буду посмешищем всего местечка.
— Ерунда! — сказала миссис Джобсон. — Это только простонародье будет смеяться, а на них не очень-то обращают внимание.
М-р Джобсон вздохнул.
С тех пор как Глэдис и Доротея достигли того возраста, когда становятся предметом интереса молодых людей, неприятности на почве его костюма становились все более и более частыми. Он приоткрыл штору и загляделся на залитую солнцем улицу, затем повернулся к смятой постели. Гул голосов, доносившийся снизу, ясно говорил, что заговорщики ожидают его дальнейших поступков.
Наконец, он оделся и стоял, как ягненок, пока миссис Джобсон прилаживала ему воротник.
— Берт хотел взять повыше, — заметила она, — но я решила, что для первого раза достаточно будет и такого.
— Хотел, чтобы он закрывал мне рот, — сказал несчастный м-р Джобсон. — Ну, да ладно, как хотите, не обращайте на меня внимания.
М-р Джобсон с растопыренными руками и неудобно закинув голову следовал за женой, и внезапное молчание, воцарившееся в кухне при его появлении, ясно подчеркивало эффект, произведенный его наружностью. Затем последовал взрыв восхищения, что заставило его покраснеть от смущения.