Искатели
Шрифт:
Здесь даже встречались маленькие огородики. Далекий огородник перестал махать каким-то своим непонятным инструментом, выпрямился и замер, глядя в их сторону.
— Грунт завозим, — сказал Карл. — На свои, на трудовые сбережения, как говорится. Дорого, конечно, обходится, но ничего, зарабатываем… А там вон трава. — Махнул он куда-то рукой. — Масляная. Генетическая техническая культура ГТМПИ-334, техтрава, если по-простому. Мы масло на дизтопливо используем, еще по старинке.
На зеленой траве вдалеке белели большие камни, будто неподвижные овцы.
— Только овец здесь не хватало, — пробормотал Джеррисон. Наверное, ему тоже пришло в голову подобное.
И опять камни, круглые, серовато-желтые. Эти вблизи оказались крупными тыквами.
— А сахарный тростник у вас есть? — спросил Конг.
Появилось кукурузное поле, высыхающие уже стебли со спелыми початками. Сбоку приблизились какие-то деревья. В этих высоких зеленых стволах не сразу угадывался бамбук. Каменная дорожка, вообще-то похожая на тротуар, вела внутрь этого неожиданного леса. Внутри него ненадолго стало прохладнее. Из его глубины ("Какие здесь могут быть глубины", — подумал Платон) доносился запах лесной грибной сырости.
— В этом вашем лесу, может, и звери есть? — с неуверенным юмором спросил Джеррисон.
— Есть, — серьезно ответил один из зимовщиков. Тот, самый высокий и крепкий из них, с красным, будто обожженным, лицом и грубыми вертикальными морщинами на щеках. — Ежики есть, белки.
Пришельцы с Земли все сразу вдруг заметили, что этот монтажник-зимовщик — женщина. Будто только сейчас почувствовав жару, она сняла вязаную шерстяную шапочку, обнажив коротко стриженные седоватые волосы:
— Меня Августа зовут. Этот маленький — Карл, знаете уже. Ну, и остальные.
— И бамбук зачем-то здесь посадили, — произнес Томсон, задрав голову.
— Не сажали, сам вырос, — сказал зимовщик, идущий рядом с ним. — В качестве сорняка.
За бамбуковой рощей совсем уже абсурдно росли бананы. Лучи местного светила насквозь просвечивали перезревшие плоды, проникали сквозь них, как через темное масло.
Здесь запах был другой: парфюмерный, какой-то одеколонный, тропический. Быстро сменился, появился через несколько шагов после бамбукового леса.
— Не думал, что я когда-нибудь здесь экскурсоводом стану, — сказал Карл.
Дорожка привела их к первому дому. Они прошли сквозь арку и сразу оказались на улице, настоящей, городской, и даже не совсем провинциальной.
— Я еще помню времена, когда обсуждалось, какие дома под жилье здесь ставить, — продолжал Карл. — Хотели замок. Даже дворец — были такие предложения. Давно живу тут.
Двух и трехэтажные особняки составляли какой-то кривой переулок, совсем московский, будто чудом сохранившийся здесь, как в музее.
— Это когда я еще маленький был, — говорил Карл. — Ну, я и сейчас не слишком большой, — добавил он, будто угадав мысли окружающих. — Вообще я родился здесь. Единственный из всех. Больше таких происшествий на астероиде не было.
— Птички, — заметил Томсон.
На брусчатой мостовой прыгали самые настоящие воробьи. Такие простые, обыденные, что сначала никто из экипажа "Обсидиановой бабочки" не обратил на них внимания.
На домах даже висели вывески. "Магазин". "Аптека". "Харчевня "Голос моря". Почему-то казалось, что сейчас из-за поворота, разгоняя их всех звоном, выедет старинный трамвай. Хотя рельсов нигде не было. Иллюзию немного нарушали окна — без рам и стекол, оставались открытые голые проемы. Только на первых этажах — жалюзи из деревянных реек, мелкие деревянные решетки, некоторые неплотно закрытые. И еще, пожалуй, — шаги Титаныча, который молча шел позади — неуместный, инородный здесь железный топот.
Диана с любопытством заглянула внутрь магазина "Книги". В почти пустом зале висело несколько полок с настоящими бумажными книгами в покоробленных от пыли и жары картонных обложках. Дальше, в харчевне, было совсем пусто, только голый пыльный пол.
— По правде говоря, до этой жилой зоны, до всякого гостиничного сектора руки не доходят, — произнес Карл. — Только судоремонтом занимаемся, времени не остается.
— Раньше были магазины, — стал рассказывать он, — бесплатные, конечно. Каждый мог войти и взять что хочется. Естественно, можно было и со склада выдавать, выдумать всякие склады, кладовые, но так интереснее, веселее. Да, было… Это когда еще больше народу здесь находилось, когда все это строилось, придумывалось. Хорошее время. Один я его помню. Строили, сажали растения, деревья, придумывали этот мир. Теперь только наша бригада здесь осталась. Ремонт на верфи и работы по расширению иногда. Так мы это называем. Когда каверну расширяем, астероид отсюда, изнутри, долбим.
Прогулочным городским шагом они шли мимо домов с арками. Там, за ними ощущались сырые и прохладные сейчас, в жару, безлюдные, конечно, дворы.
— Совсем как на московском Арбате, — заметил Ахилл.
— А ты был в Москве? — спросил Конг.
— Нет. В Москве не был. И в том времени, когда такие улицы сохранились, тем более.
Между домами стояли сквозные кирпичные заборы. В одном дворе совсем не по-городскому, не по-московски росла малина, лезла между кирпичами, усыпанная никем не тронутыми, всеми забытыми ягодами. Где-то свистели, чирикали и каркали птицы, не знающие, что они заключены внутрь большого каменного шара посреди космоса.
Теперь все двигались еще медленнее, будто ощущали, что этот мир заканчивается и торопиться уже некуда.
— А наверху у нас трубы, система для полива, — объяснял один зимовщик со странными, длинными и прямыми усами-пиками, глядя на Диану. — Вечером дождь включаем.
Смотрел неподвижными круглыми глазами со зрачками-точками.
— Глядите, здесь даже банкомёт есть, — заметил Томсон. — А мне жена кредитную карточку в трусы зашила.
— А хватит на ремонт? — тут же поинтересовался Кукулькан.
Улица, закончившись, будто раскрылась маленькой круглой площадью с разноцветной, уложенной ковровым узором брусчаткой. Там же стоял постамент, вероятно, для памятника. Но самого памятника, скульптуры, на нем почему-то не было.
— А это у нас араукария, — продолжил, все так же не спуская глаз с Дианы, усатый, показывая на приземистое корявое дерево. — Скоро зацветет, красиво так. Фонтан включим, — Его палец переместился в сторону фонтана на середине площади, — в честь прилета землян. Теперь праздник.