Исколотое тело

Серию «Дедукция» мы продолжаем публикацией детектива Дж.Кэмерона "Исколотое тело"

Очевидно, что наша книжка вскоре появится не только в легальных магазинах, но и в огромном количестве библиотек с возможностью бесплатно ее скачать. Мы не сильно против, но все таки мы хотим заработать. Конечно, кто-то легально купит книжку, но очевидно что таких людей будет немного (Вот вы знаете кого-нибудь покупающего электронные книги? И даже если среди ваших знакомых случайно водятся такие оригиналы, то много ли их?) Мы не собираемся лукавить и говорить что переводили эту книгу ради удовольствия — наша цель в том чтобы наладить конвейер регулярно появляющихся новых переводов, и одного лишь энтузиазма для этого мало.

Аудитория читателей электронных книг огромна, и мы рассчитываем что среди них найдутся читатели, которым не жалко поддержать переводческое дело. Если кто желает в этом поучаствовать — загляните в блог нашей серии deductionseries.blogspot.ru и нашу группу Вконтакте - vk.com/deductionseries

В деревне Килби-Сент-Бенедикт когда-то была всего одна улица с коттеджами по обе стороны, к которым прилегало несколько ферм; также там располагалась церковь, дом священника и усадьба помещика. Все жители деревни были крестьянами, и лишь трое не входили в их число: хозяин магазина, священник и главный землевладелец. Но со временем одна из прослоек дворянства расценила деревянно-кирпичные елизаветинские постройки не только как весьма привлекательные и живописные сами по себе, но и как очень выгодное вложение капитала. Спрос на них все рос, а предложение, в лучшем случае, оставалось неизменным. В результате в Килби-Сент-Бенедикт несколько наиболее просторных домов после подключения водопровода, электричества, современной дренажной системы и обус­тройства ванных комнат превратились в аккуратные, удобные и вместе с тем по-прежнему колоритные здания. Таким же образом переделали пару ферм, расширив их простым, хоть и дорогим способом – присоединением старых елизаветинских амбаров к жилому помещению. Вдобавок ко всем этим изменениям над деревней зазвучал безудержный марш прогресса, к которому оказался не подготовлен ни землевладелец, ни крестьяне. Послед­ним пришлось покинуть свои деревянно-кирпичные, обложенные высоким налогом дома и переехать в современные квартиры, похожие на квадратные коробки из красного кирпича и шифера, в особенно дождливые дни пропускавшие воду, а в ветреные – сквозняк. Землевладельцу же пришлось продать свое имение Килби из-за финансовых трудностей.

Хозяин поместья, де Гланвиль-Феррар, чьи предки являлись местными землевладельцами довольно продолжительный срок (если быть точным, с 1089 года), продал все свои земли господину Теодору Мандуляну в 1925 году. Тот имел армянское происхождение и, как большинство армян, был очень богатым человеком. Вполне естественно, что он поначалу находил жизнь в деревне несколько тяжелой. Его приезд, казалось, стал для жителей символом конца старых времен и начала новых. Он ознаменовал новую эпоху в жизни этой земли, куда более впечатляющую и намного более поразительную, чем Первая мировая война, введение Ллойдом Джорджем поземельных налогов, самоубийство пастора в восьмидесятых годах, реформа парламентского представительства, угроза высадки Бонапарта или тот случай, когда молодой землевладелец застрелил браконьера в лесах Килби в 1735 году или около того. Появление в этом месте мелкой аристократии и преобразование домов и ферм происходило постепенно. Никто не возражал, когда мистер Маколей купил Перротс и стал сдавать земли под пастбища, а после разбил на территории охотничьего участка большой сад. Так, если браконьерам здесь стало практически нечего делать, в самой деревне начала развиваться торговля. Никто не возражал, и когда миссис Коллис приобрела дом, в котором раньше жили Эллисы. Молодой Эллис тоже не возражал: миссис Коллис заплатила ему пятьдесят фунтов и подыскала другой дом, лучше, так как он был новым. А если уж молодой Эллис не возражал, то остальные и подавно не должны были. Но для землевладельцев все было совершенно иначе. Пришел конец тысячелетней эры и начало новой, которая, как казалось на первый взгляд, жила лишь сегодняшним днем; она могла продлиться неделю, а могла затянуться на сотню лет. И это не могло не тревожить.

Конечно, именно мелкая аристократия привезла с собой в этот захолустный край торговлю. У господина Мандуляна было три больших автомобиля, а дом был заполнен горничными, дворецкими и шоферами. Что уж там, и у мелкой аристократии имелись самые разнообразные автомобили. Сначала маленький магазинчик, продававший всего понемногу, имел просто ошеломительный успех, и очень скоро появилось много местного бизнеса. В «продавцы широкого профиля» записались пекарь, занявшийся продажей хлеба, торговец тканями, продававший ленты, бакалейщик, отвечавший за сахар и чай, также время от времени появлялись и другие. Открылся и небольшой гараж с рифленой крышей, которую было видно с расстояния не менее мили, и двумя ярко раскрашенными бензоколонками впереди, словно с двумя пантомимными стражами. Владелец приобрел старую американскую машину за пятнадцать фунтов и наладил связь со станцией за пять миль от деревни, перевозя гостей в деревню и обратно и ужасно злясь, когда машина отказывалась заводиться в холодные утренние часы.

И конечно, с новыми людьми появилось множество поводов для сплетен – всегда находилась тема для перемывания косточек. Небольшой бар шестнадцатого века «Сноп пшеницы» на одном конце деревни и такой же бар, только с названием «Три голубя», на другом конце всегда были полны сплетничающих стариков. Прежде всего так появлялось больше тем для разговора, а кроме того и денег, которые можно было потратить во время этих разговоров. Деревня стала как никогда богатой. Еще ни разу со времен Черной смерти здесь не пользовался таким спросом крестьянский труд. Штукатурщик, каменщик,

плотник – всем находилось дело во время мелкого ремонта и преобразования елизаветинских домов и сараев. Кровельщик, садовник, землекоп и лесоруб теперь всегда были обеспечены работой. Даже сравнительно не требующий умений труд – вскопать клочок земли, подковать пони или вымостить дорожку камнем – приносил мужчинам восемь или девять шиллингов за день. Таким образом, стало понятно, что сельские жители воспринимали перемены в домах и в привычках поселенцев довольно доброжелательно. Даже браконьеры, которых стали преследовать еще больше, чем во время старого режима Гланвиль-Феррара, находили утешение в том, что их убежища и деятельность теперь спонсировались армянским золотом.

Что же касается Теодора Мандуляна, то он в относительно короткий срок – примерно за три года – преодолел свое стойкое отвращение к сельскому образу жизни и первоначальное неприятие местными его прибытия – впрочем, прибытие кого-то другого и покупка земли любым чужаком вызвали бы такую же реакцию. Даже архангел Гавриил столкнулся бы с этим пассивным тяжелым отвращением и неприятием, если бы вдруг спустился с Небес и занял место де Гланвиль-Феррара.

Но Теодор Мандулян правильно сделал, смирившись с ситуацией. Он не был неприятно кичливым – записался в местные клубы по футболу и крикету, а также в местный филиал Британского легиона. Но появлялся он там нечасто, так что впечатления не произвел и занять в сердцах жителей то место, что занимал в них старый землевладелец, не смог.

Его автомобили всегда двигались по деревне медленно; аристократ покупал в деревенских магазинах столько товаров, сколько мог; на Рождество посылал в каждый дом, где жили пожилые люди, по полтонны угля; снабжал жителей консервами; нанимал множество рабочих и хорошо им платил, а также никого не нанимал и не увольнял из-за политических убеждений. А так как он отказывался от активного участия в жизни деревни, ему удалось избежать и необходимости принимать чью-то сторону в местных разногласиях. С другой стороны, несомненно, выигрывал от этой ситуации священник; казалось, никогда у священнослужителя еще не было столько средств для вспомоществования беднякам. К тому же, как поговаривали в «Снопе пшеницы» и «Трех голубях», ни разу обивание порогов господина Мандуляна преподобным Холливеллом не прошло даром. Еще в самом начале этой истории богатый армянин пошел так далеко, как не каждый решился бы на его месте. Словно в искупление страшного греха он заплатил мистеру Гарри де Гланвиль-Феррару за поместье Килби намного больше, чем оно стоило, и тем самым преуспел, получив его во владение.

Сам помещичий дом стоял примерно в полумиле от деревни на вершине длинного пологого холма с пастбищем и лесом из старых дубов. Он был результатом возведения бесчисленных дополнительных построек и сноса старых, изменений и улучшений, достройки дополнительных крыльев и расширения площади комнат. Вероятно, здесь были саксонские колонны, но никто не знал, где их можно найти. Наверняка некоторые из подвалов строили норманны; окна были выполнены в старом тюдоровском и в поздневикторианском стиле. Фронтон был оформлен в стиле королевы Анны, в доме также была неогеоргианская консерватория и эдвардианская бильярдная. Некоторые комнаты были удобны для проживания старого землевладельца, а некоторые казались совсем нежилыми. Насколько это было возможным, мягкие кресла и подушки, пушистые ковры и центральное отопление сделали все помещения более-менее уютными. Господин Мандулян приехал с Востока, по крайней мере, его семья была оттуда, и его представления о комфорте были истинно восточными, как и у его дочери, Дидо Мандулян.

Вторым домом в Килби-Сент-Бенедикт после дома Мандулянов считался Перротс, ферма, которую купил и отделал мистер Людовик Маколей. Причиной было то, что эта ферма была больше и важнее, чем все остальные дома деревни, но все же до помещичьего дома ей было очень далеко. Мистер Маколей, конечно, был состоятельным, но вовсе не таким богатым, как армянин. Перротс располагалась на противоположном от помещичьего дома конце деревни и была отделена от нее лесом, который называли Рощей Килби. Сам фермерский дом и сад позади него были окружены высокой кирпичной стеной, а за ней в беспорядке складировался песок, далее располагался подлесок и возвышался лес, который называли Садок (там мистер Маколей занимался огородничеством и садоводством).

Ферма Перротс, хотя и находилась довольно близко к деревне, немногим более чем в километре, была изолирована от нее лесом и еще более высокой стеной. Жителям деревни нравилось видеть друг друга на работе или на отдыхе; если человек не копал что-то на виду у всех соседей, он обычно курил трубку – также на виду у всех. Для них человек за высокой стеной был странным существом, изолированным, которого они, скорее всего, никогда не узнают и не поймут.

И все-таки Людовик Маколей был приятным человеком. У него не было намерения изолировать себя от соседей, и он купил Перротс не из-за высокой кирпичной стены, вернее сказать – почти вопреки ее наличию. В течение пяти лет, что он жил в Килби-Сент-Бенедикт, ему удалось немного подружиться с жителями, постоянно посещая матчи по крикету и футболу и даже заседания комитета по выставкам цветов. Но, тем не менее, люди в деревне никогда не воспринимали его, как своего соседа. Мужчина появлялся в их обществе, а потом, казалось, исчезал за своими кирпичными стенами и снова входил в жизнь килбийцев только во время следующего появления в деревне.