Искра и ветер
Шрифт:
— Верно. Перехватывали рыжих ублюдков, пытавшихся прорваться к нашим деревням, — улыбнулся он. — А ты?
— «Сокольи перчатки». Четырнадцатый пехотный.
Я назвал не свой отряд, а тот, с которым мы сражались плечом к плечу последние полгода Сандонской кампании. «Стрелки Майбурга» были слишком известны, и я не хотел, чтобы вдруг всплыло мое имя. По официальной версии мои кости лежат где-то возле восточных отрогов Катугских гор. Пусть там и остаются.
— Слышал, — кивнул он и поднял руку, призывая хозяина.
Тот, ничего не спрашивая, поставил на стол глиняную
— Ну что, дружище? За боевое братство?
Я не любитель крепкой дряни и обычно обхожу ее кружной дорогой, но сегодня отказываться не стал.
— За боевое братство, — сказал я, стукнув своим стаканом о его.
Напиток обжег горло, и, прежде чем я успел опомниться, стакан наполнился вновь.
— За тех, кто отдал жизни в проклятом лесу! — провозгласил этот тип.
Но я лишь с сожалением покачал головой и не притронулся к выпивке:
— Извини, приятель. Надо идти.
Он, кажется, обиделся:
— Да ладно тебе, братишка! Одна стопка не задержит тебя надолго.
— Жена не разрешает много пить, — соврал я, вставая из-за стола. — Бывай.
— И тебе удачи, — не слишком довольно пожелал он, но больше не стал настаивать.
Я покинул портовую забегаловку и пошел по полутемным, быстро пустеющим улицам в направлении к Птичьему городу. Его многочисленные башни еще были видны на фоне быстро гаснувшего, по-осеннему хмурого неба. Шум моря и гуляющих кабаков отдалился, а затем и вовсе исчез. Я не спешил, но и не медлил, зорко поглядывая по сторонам и держа руку на у-таке. Вряд ли мне грозила какая-нибудь опасность в моем районе, но терять бдительность не следовало. Те, кто зарабатывает на пропитание не слишком честными способами, уже должны были выбраться из берлог и отправиться на промысел.
Я старался держаться центральных улиц, где уже появились бригады фонарщиков, зажигавших масляные фонари, и ходили немногочисленные патрули стражи. На воротах между Гаванью и Птичьим городом дежурило всего трое. Они пропустили меня без вопросов, даже не взглянув. Людей здесь толпилось порядком. Все спешили в свои районы.
Я свернул в знакомый переулок, от которого до берлоги моих друзей было рукой подать, и преодолел где-то половину пути, когда услышал шаги нескольких человек. Они шли, не скрываясь, возможно, просто двигались той же дорогой, что и я, но в свете последних неприятностей с Йохом, пускай он и молчит уже целую неделю, я счел за умное прибавить ходу, одновременно прижимаясь к темной стене, чтобы им было тяжелее разглядеть мой силуэт.
К моему вящему разочарованию, в конце переулка маячили еще две тени. Я выругался, кляня себя за то, что сегодня выбрал привычный путь. Выхватил у-так, отпрянул в сторону и только этим спас себе жизнь: метательный нож выбил искру из мостовой совсем рядом.
Решив прорываться, я ринулся вперед — на тех двоих, что перекрывали мне выход, и через пять шагов почувствовал сильный удар в левый бок. Вторым метательным ножом меня все-таки достали.
Удивительно, но боли не было. Вообще.
Моя кровь кипела, я преодолел разделявшее нас расстояние за несколько мгновений, увидел, как силуэт взмахнул рукой, отшатнулся, избежав корда. Топориком ударил его чуть выше предплечья и обратным движением, уже уйдя ему за спину, в затылок, проламывая череп.
Нож второго легко скользнул мне по груди, вспарывая куртку и свитер, я ткнул кулаком левой руки в белое пятно лица, нырнул вниз, избегая смертельного тычка клинком, ранил его в бедро, ударил под колено и, когда он уже начал падать, добил атакой в подбородок.
Для своего ранения я слишком быстро двигался и теперь стремительно терял силы. В ногах появилась удивительная слабость, и, понимая, что дорога каждая уна, я отступил в щель между двух домов до того момента, как до меня добрались двое уцелевших.
Бежать не имело смысла — раненого, меня бы догнали в два счета. Оставалось лишь ждать развязки да подороже продать свою жизнь. Нож все еще торчал в боку и постепенно начинал жечь огнем. Я опасался его вытаскивать, чтобы не истечь кровью.
Они подошли, ничуть не боясь, что я метну свое единственное оружие — у-так.
— Зажги фонарь, — сказал один из них.
— Нет нужды лезть в барсучью нору, если там нет барсука, — проворчал второй, но фонарь зажег.
— Это тот, кто нам нужен. К тому же он убил Граса и Олта.
В одном из убийц я узнал того, кто пытался меня споить. Он приветливо улыбнулся мне, хотел что-то сказать, но тут, как и его товарищ, почему-то лишился головы. Во все стороны полетели кровавые ошметки, тела нападавших рухнули на мостовую, фонарь разбился, масло вытекло и вспыхнуло.
Я тупо смотрел на мертвецов, одежду которых пожирало освободившееся пламя, и не понимал, что происходит.
— Серый! — окликнул меня женский голос — Это Ласка. Ты жив?
— Да! — ответил я, привалившись плечом к стене. В ушах нарастал шум, голова начинала кружиться.
— Я выйду. Не делай глупостей!
— Хорошо.
Пламя погасло, словно его накрыло невидимым колпаком, девушка осторожно выглянула из-за угла, перепрыгнула через мертвецов и поспешила ко мне. В ее руках не было оружия, но я продолжал держать топорик готовым к броску.
— Успокойся. Если бы я хотела тебя убить, ты уже был бы мертв.
Почему-то я сразу поверил ей, убрал у-так за пояс и согнулся пополам. Теперь всю левую половину тела жгло болью.
— Дай посмотрю.
Она оказалась совсем рядом, быстро коснулась легкого пореза на моей груди, проигнорировала его и ощупала рукоять ножа, торчавшего в боку. Я почувствовал едва уловимый запах жасмина.
— Плохо дело, Серый. — Голос у нее оставался таким же ровным и спокойным, как раньше.
— Знаю.
— Но не так плохо, как могло бы быть. Прошел в дюйме от почки. Держись. Сейчас я попробую его вытащить.
— Нет! Кровь…
— Ее не будет, пока я рядом. К тому же она не так опасна, как если нож сместится, пока я тащу тебя к лекарю. Готов?
Я не успел ответить и взвыл.
Она отбросила железяку в сторону, и я почувствовал ее пальцы у себя на ране. Они были странно-ледяными.