Искра жизни [перевод Р.Эйвадиса]
Шрифт:
— Куда?
— В лазарет. Спрячем тебя на пару дней. Есть там одна подходящая комната, рядом с тифозным отделением. Ни один эсэсовец не сунет туда нос. Все продумано.
— А почему? — спросил 509-й.
— Рабочая команда крематория. Они собираются разделаться с ними завтра. Это все слухи. Считают ли они Бергера одним из них или нет, никто не знает. Думаю, что да. — Он повернулся к Бергеру. — Ты там внизу слишком много видел. Пошли на всякий случай со мной. Переоденься. Сними одежду с какого-нибудь мертвого. А ему
— Иди, Эфраим, — сказал 509-й.
— А староста блока? Вы сможете с ним договориться?
— Сможем, — вдруг неожиданно для всех ответил Агасфер. — Он будет держать язык за зубами. Мы с ним договоримся.
— Хорошо. Рыжий писарь уже в курсе дела. Драйер в крематории трясется за свою собственную шкуру. Он не станет тебя искать среди трупов. — Левинский с шумом втянул носом воздух. — Тем более, что их уже слишком много. Всю дорогу спотыкаешься о них, пока идешь сюда. Пока их всех сожгут, пройдет дней пять. А там уже будет новых хоть отбавляй. Сейчас везде такая неразбериха, что никто уже ничего не знает. Главное — чтобы тебя было не найти, если что. — По лицу его скользнула ухмылка. — В такие времена это самое главное. Подальше от греха!
— Давайте, — поторопил 509-й. — Ищите труп без татуировки.
Света почти не было. Малиновая, зловеще подрагивающая полоска над западным горизонтом не помогала. Чтобы разглядеть, есть на руке мертвеца наколка с номером или нет, приходилось ползать на коленях и изо всех сил напрягать зрение. Наконец, они нашли подходящий труп примерно одного роста с Бергером и стащили с него одежду.
— Давай, Эфраим!
Они сидели с той стороны барака, которую часовые не могли видеть со своих вышек.
— Переоденься лучше здесь, — шепнул Левинский. — Чем меньше народу будет знать твой настоящий номер, тем лучше. Давай сюда свою куртку и штаны!
Бергер разделся. Он стоял на фоне неба, как некий призрачный арлекин. Во время неожиданной выдачи белья ему достались женские панталоны, которые ему были по самые икры, и сорочка с глубоким вырезом без рукавов.
— Скажете завтра на поверке, что он умер.
— Ладно. Блокфюрер его не знает. А со старостой блока мы как-нибудь разберемся.
— Вы, я смотрю, разошлись не на шутку. — Левинский слегка усмехнулся. — Пошли, Бергер.
— Значит, все-таки этап! — Розен не мигая смотрел Бергеру вслед. — Зульцбахер был прав. Не надо было говорить о будущем. Это приносит несчастье.
— Ерунда! Нам только что дали поесть, это раз. Бергер спасен, это два. И неизвестно еще, отдаст ли Нойбауер приказ. Что тебе еще надо? Заладил — «несчастье, несчастье»! Ты что, хочешь, чтобы тебе дали гарантию на год?
— Бергер вернется? — спросил кто-то за спиной у 509-го.
— Он спасен, — с горечью произнес Розен. — Он не попадет в эту партию.
— Заткнись! — оборвал его 509-й и обернулся. За спиной у него стоял Карел. —
Карел поднял плечи.
— Я подумал, может, у вас найдется кусок кожи, пожевать.
— Вот тебе кое-что получше, — ответил Агасфер и отдал ему свой хлеб и морковку. Он оставил все это специально для него.
Карл принялся медленно жевать. Потом, заметив, что на него смотрят, встал и ушел. Когда он вернулся обратно, он уже не жевал.
— Десять минут, — объявил Лебенталь, глядя на свои никелированные часы. — Неплохо, Карел. Меня так хватило всего на десять секунд.
— Лео, а может, попробовать обменять часы на еду? — спросил 509-й.
— Сейчас на еду ничего не обменяешь. Даже золото.
— Можно есть печень, — сказал Карел.
— Что?
— Печень. Свежую печень. Если сразу же вырезать, то можно есть.
— Откуда вырезать?
— У мертвого.
— Кто тебе это сказал, Карел? — спросил Агасфер через некоторое время.
— Блацек.
— Какой Блацек?
— Блацек из лагеря под Брно. Он говорил, что это лучше, чем умереть самому. Мертвые есть мертвые, их все равно сжигают. Он меня многому научил. Он мне показывал, как надо притворяться мертвым и как надо бежать, если стреляют: зигзагом, туда-сюда, и приседать. А еще — как сделать, чтобы осталось побольше места, в братской могиле, чтобы дышать, а потом, ночью, вылезти. Блацек знал много всего такого.
— Ты тоже знаешь немало, Карел.
— Конечно. А то бы меня уже не было здесь.
— Правильно. Но давайте лучше думать о чем-нибудь другом, — предложил 509-й.
— Нам надо еще натянуть на мертвяка одежду Бергера.
Это было нетрудно. Тело еще не успело закоченеть. Они навалили сверху еще несколько трупов, потом снова уселись на свои места. Агасфер что-то бормотал себе под нос.
— В эту ночь тебе много придется молиться, старик, — мрачно заметил Бухер.
Агасфер поднял голову, прислушался к далекому гулу.
— Когда убили первого еврея и оставили убийц безнаказанными, они попрали закон жизни, — произнес он медленно. — Они смеялись. Они говорили: что такое несколько евреев по сравнению с великой Германией? Они отворачивались. И Бог их сейчас карает за это. Жизнь есть жизнь. Даже самая жалкая.
Он снова забормотал. Остальные молчали. Становилось прохладнее. Они еще теснее прижались друг к другу.
Шарфюрер Бройер открыл глаза. Спросонок он не сразу нащупал в темноте кнопку выключателя. Одновременно с лампой загорелись два зеленых огонька на столе. Это были две маленькие электрические лампочки, искусно вставленные в пустые глазницы человеческого черепа. Если бы Бройер еще раз нажал кнопку, в комнате погасли бы все лампы, кроме этих двух зеленых. Это был забавный эффект. Он очень нравился Бройеру.