Искра
Шрифт:
Маг вынул руки из воды и вытер их банным полотенцем.
– Мыло, – ткнул он пальцем на резную деревянную коробку, – щетка, расческа, – кивок на полку. – Приведешь себя в порядок – поговорим. – И вышел. Спустя минуту из-за двери донеслось: – Не будешь мыться сама – пришлю слуг!
Ощущение, что меня, как каплуна, готовят к обеду, стало нестерпимым: поймали на птичнике, посадили отдельно… Комната-клетка, а лианы мозаики оплели ее сетью – не вырвешься.
Дверь скрипнула, и я вскочила.
Молоденькая хиндостанка с красной точкой на
Дорогое сандаловое мыло покрыло меня толстым слоем пены. Крепко зажмурившись, я поскребла пальцами голову, потерла ладонями шею, плечи, спину, дважды окунулась и потянулась за полотенцем.
…несколько дней назад, купаясь даже не в тазу – в ведре, которое перед этим пришлось отмывать от угольной пыли, я с тоской мечтала о ванне. Зимой тетя Скарлет ставила ее на кухне, перед большим очагом и, ворча, время от времени подливала кипяток из чайника: «Простынешь…» Когда же я наконец вылезала, меня ждал старый дядин халат, огромный и тяжелый, как судейская мантия, и чашка какао…
Зябко обняв себя руками, я вернулась в комнату мага. Называть ее «спальней» я боялась – так дети надеются, что, если закрыть глаза, бугимен их не тронет.
Уилбер, ослабив галстук, сидел в бамбуковом кресле. Ноги на столе, в пальцах сигара. Глаза мага скользнули по слишком широкому, несмотря на отсутствие корсета, платью, по подолу, из-под которого неприлично выглядывали лодыжки, и остановились на торчащих во все стороны волосах.
– М-да.
Не отрывая от меня взгляда, Уилбер тщательно затушил сигару в серебряной пепельнице, подошел легкой пружинящей походкой.
– Замри, – приказал он, забрав мое лицо в ладони, и решительно прижался к губам, раскрывая их уверенным поцелуем.
Вскрикнув, я уперлась в его грудь, выгнулась, пытаясь увернуться, ударила по плечу, и испуганно затихла, увидев, как на лбу мужчины вздуваются вены, а глаза из карих становятся красными.
Руки бессильно повисли. Чужой рот был жадным, требовательным, обжигающе-горячим, но от его прикосновений трясло, будто я стояла голышом на морозе. Заледенели ноги, покрылась холодным потом спина. Заломили виски. Всхлипнув, я вцепилась в рубашку мага – не прижаться, нет! – не упасть! – и взмолилась Триединому, чтобы он лишил меня сознания. Не хочу понимать, не хочу чувствовать, ЧТО будет дальше…
И вдруг маг оттолкнул меня, почти отшвырнул.
На кончиках его пальцев, превращая длинные ногти в фитили, разгорались огни. Голубое бездымное пламя спиралями поползло по рукам, окутало мужские запястья, локти, лизнуло плечи, опалило воротник, завихрилось протуберанцами на теле, прожигая одежду. Ругнувшись, маг стряхнул пламя в камин, и дрова в нем не занялись, не вспыхнули – разлетелись золой! Решетка потекла, кованый трилистник поник, потеряв форму, заплакал чугунными слезами.
На лице Уилбера пролегли глубокие морщины; стиснув зубы, он сгорбился, обхватил себя руками – совсем как я недавно, мучительно застонал и замер. В звенящей тишине было слышно только его дыхание, резкое шорканье метел на улице, звук проезжающих экипажей и раздраженный голос мисс Шелл внизу. Секундная стрелка каминных часов сделала два оборота.
Маг медленно распрямился. Выдохнул – кажется, с облегчением. Повернулся ко мне:
– Встава…– и вдруг выскочил на балкон – прямо через стеклянную дверь – та разлетелась осколками. Исторгнутому им столбу пламени мог бы позавидовать валашский дракон.
На улице закричали, заахали, а размеренный звон подков по мостовой превратился в истеричный перестук, сопровождаемый перепуганным ржанием.
В коридоре раздался топот, в дверь заколотили:
– Сагиб! Сагиб! Господин! Сагиб Уилбер! – Что-то еще на хинди. – Сагиб!
К мужскому голосу присоединился женский:
– Шон! Шон, что случилось?! Шон, немедленно открой!
– Все в порядке, – сипло сказал маг, стирая сажу с губ. – Раджив, Шелл, все хорошо. – Осколки стекла захрустели под его туфлями.
– Шон, ты всю улицу распугал, – голос мисс Шелл из обеспокоенного стал злым. – Ты нарочно это делаешь?! Изо всех сил пытаешься уничтожить мою репутацию?! – Девушка стукнула кулаком по двери. – Мало мне черномазой прислуги, не говорящей по-английски, расстроенной помолвки, твоего отказа от траура – о нас весь Ландон судачит! – так еще эта выходка! Огнедышащий братец! Восхитительно!.. Ты уже не в диком Хиндостане, Шон Роуэн Уилбер!
Маг досадливо поморщился и, залпом осушив стакан воды, повел рукой. Голос мисс Шелл моментально стих, уличные крики исчезли. Выгнув пальцы под немыслимым углом к ладони, маг сделал новый пасс. Стеклянные осколки, сверкая острыми гранями, взмыли в воздух и начали быстро укладываться на свои места внутри палисандровой рамы – снизу вверх, превращая дверь в неокрашенный витраж. Легкий поворот загорелого запястья – по стеклу пошла рябь, разглаживающая трещины. И так же быстро разглаживались царапины на мужской щеке.
Вжимаясь в стену, я потрясенно следила за Уилбером. За эти полдня я увидела больше активной магии, чем за все семнадцать лет своей жизни. Конечно же, я пользовалась амулетами – раньше – и видела в Уайтчепеле действие простейшей волшбы полукровок. Подкармливала брауни и вместе с тетей Скарлет сыпала на подоконники освященную соль, больше по традиции, чем от страха – кто видел злого духа в Хэмпстеде? – прятала щепку святочного бревна на удачу, а в детстве плясала с фейрис в саду. Потом я выросла и перестала их видеть. Но то, что делал маг, было невероятно. Невозможно. Просто немыслимо!