Искушай меня в сумерках (новый перевод)
Шрифт:
– Я бы предпочла фиктивный брак.
– Я вас не виню, – спокойно сказал Гарри. – Однако, брак не станет законным пока я не пересплю с вами. И, к вашему несчастью, я никогда не оставляю лазеек.
Значит, он намеревался настоять на своих правах. Ничто не удержит его от получения того, чего он хотел. Глаза и нос Поппи защипало. Но она бы скорее умерла, чем заплакала перед ним. Девушка бросила на Гарри полный отвращения взгляд, а между тем ее сердце забилось так, что она почувствовала пульсацию от его ударов в собственных висках, запястьях и лодыжках.
– Я поражена столь поэтическим
Гарри отошел от кровати и с легким изяществом подошел к ней. Своею теплой ладонью он накрыл обе ее руки, пальцы девушки сжались.
– Поппи, – он подождал, пока она сможет собраться и посмотреть на него. Его глаза весело заблестели. – Вы заставляете меня чувствовать себя подлым насильником, – заметил Гарри. – Честно говоря, я никогда не навязывался женщине. Простого отказа, вероятно, хватило бы, чтобы удержать меня.
Инстинкт Поппи подсказывал ей что он лжет. Но... возможно, он не лгал. Черт бы его побрал за то, что играл с нею, как кот с мышью.
– Это правда? – спросила девушка с оскорбленным достоинством.
Гарри простодушно посмотрел на нее:
– Откажите мне, и мы узнаем.
Факт, что такой презренный человек может быть таким красивым, является доказательством того, что мир устроен крайне несправедливо, или, по крайней мере, очень плохо организован.
– Я не собираюсь отказывать вам, – ответила Поппи, отталкивая от себя его руки. – Я не стану развлекать вас, разыгрывая представление девственницы, – она продолжила расстегивать пуговицы пеньюра. – И я бы с удовольствием покончила с этим, чтобы потом мне нечего было бояться.
Гарри отошел, снял сюртук и бросил его на спинку стула. Поппи уронила пеньюар на пол, и скинула комнатные туфли. Прохладный воздух забрался под край ее тонкой батистовой ночной сорочки и овеял ледяными завитушками ее лодыжки. Она едва могла думать, ее снедали страх и беспокойство. Будущее, на которое она когда-то расчитывала, невозможно, а новое создавалось с бесконечными трудностями. Гарри познает ее так, как никто прежде, и как никому более не предстоит. Ее брак не будет похож на браки ее сестер... Они с Гарри создадут отношения, построенные на чем-то далеком от любви и доверия.
Рассказ Уин о супружеской близости изобиловал цветами и лунным светом, почти без описания физического акта. Уин посоветовала доверять мужу, и понять, что сексуальная близость являлась частью любви. Ничто из этого не относилось к той ситуации, в которой сейчас находилась Поппи.
В комнате наступило полное молчание. "Это ничего не значит для меня", – думала девушка, пытаясь заставить себя поверить в это. Она чувствовала себя так, как будто находилась в чужом теле, расстегивая ночную сорочку и стягивая ее через голову, а затем бросив на ковер мягкой лужицей. По всему телу побежали мурашки, кончики ее грудей затвердели от холода.
Она прошла к кровати и, отдернув покрывала, скользнула под них. Натянув простыни на груди, она устроилась на подушках. Только тогда она посмотрела на Гарри.
Ее муж застыл, развязывая ботинок,
Ратледж был прекрасно сложен, но Поппи не получала от этого ни малейшего удовольствия. В общем-то она была возмущена этим фактом. Девушка предпочла бы увидеть хоть какой-то признак уязвимости, намек на мягкость, узкие плечи, хоть что-то, что поставило бы его в невыгодное положение. Но муж был стройным, сильным и крепко сбитым. Все еще одетый в брюки, Гарри подошел к кровати. Несмотря на усилия Поппи казаться равнодушной, ее пальцы самопроизвольно сжали вышитые простыни.
Его рука потянулась к обнаженному плечу девушки, кончиками пальцев он провел по ее горлу раз, а потом еще. Гарри задержался, обнаружив крохотный, почти невидимый шрам на плече, – место, которого коснулась шальная пуля.
– Это след того несчастного случая? – хрипло спросил он.
Поппи кивнула, не в состоянии говорить. Она поняла, что он близко узнает каждую крохотную и потайную частичку ее тела... Она дала ему это право. Муж нашел еще три шрама на ее руке, лаская каждый из них, как будто мог утешить, облегчить боль тех давних ран. Медленно его рука двинулась вдоль пряди ее волос, струящейся по груди потоком цвета дивного красного дерева, и проскользнула вдоль него под простыни и покрывала.
Поппи задохнулась, почувствовав, как его большой палец задел вершину ее соска, очертив круг, посылая потоки жара вниз ее живота. Его рука оставила ее на мгновение, и когда он снова потянулся к ее груди, его большой палец был влажным, побывав в его рту. Снова поддразнивание, острое кружение, влажность, усиливающая ласку... Ее колени немного приподнялись, а бедра шевельнулись, как если бы все ее тело превратилось в сосуд чувственности. Другой рукой он мягко скользнул под подбородок, подняв ее лицо к своему.
Гарри наклонился, чтобы поцеловать ее, но Поппи отвернулась.
– Я тот же человек, который целовал вас на террасе, – услышала она его голос. – Тогда вам это очень понравилось.
Поппи едва могла говорить, когда его рука охватила ее грудь:
– Больше нет, – поцелуй значил для нее больше, чем физический акт. Это был дар любви, привязанности, или, по крайней мере, симпатии, а она ничего подобного к нему не испытывала. Может, у него и было право на ее тело, но не на ее сердце.
Его руки оставили ее, и она почувствовала, как он нежно прижался к ее боку.
Поппи подчинилась, ее пульс учащенно забился, когда Гарри присоединился к ней в постели. Он лег на бок, его ноги были длиннее ее ног на матрасе. Когда он потянул с нее одеяло, она с усилием заставила себя отпустить его.
Взгляд Гарри жадно скользил по ее стройному обнаженному телу, округлостям ее грудей, сжатым бедрам. Поппи окатило жаром, а румянец стал еще гуще, когда он притянул ее к себе. Его грудь была теплой и твердой, покрытой темными волосами, которые щекотали ее груди.