Искушение Анжелики
Шрифт:
«Как же слаба моя плоть перед натиском любви! — сказала она себе со стыдом и горечью. — Видно, напрасно я так долго пренебрегала молитвой. Только благодаря ей можно устоять перед подобными искушениями». Она страшно злилась и даже чуть-чуть презирала себя. Почти всю ночь она чувствовала себя рассудительной, способной противостоять соблазну, несмотря на ожившие воспоминания и близость Колена. И вдруг эта волна чувства, горячая и жадная!…
Такой порыв, пусть они и остановились вовремя, это все же измена. Она спрятала в коленях свое лицо, горевшее от стыда… Как долго тянется ночь! «Прости меня,
Она говорила совсем тихо, чтобы унять страх, обращаясь к одному человеку
— любовнику и обожаемому мужу — тому, с которым ей было так хорошо зимними ночами в Вапассу, в надежде, что этот человек сотрет память о том, как накануне схватил ее за волосы и так больно ударил по лицу.
«Если он узнает.., если он узнает об этой безрассудной встрече на острове на протяжении всей ночи.., целой ночи с этим пиратом, который для него всего лишь Золотая Борода, он меня убьет, и мне от этого не уйти.., никак не уйти, он меня убьет, не успею я и слова сказать… На что, впрочем, я совершенно не способна, как и вчера вечером… Бог мой, как человек безоружен и как он всего боится, когда слишком сильно любит. Боже, помоги мне… Я боюсь… Я не понимаю, что со мной происходит… Я не знаю, что мне делать…»
Несмотря на все свои мучения, она чувствовала, что в той игре случая, которая привела их сегодня, ее и Колена, на остров Старого Корабля, отнюдь не все достойно только сожаления. Когда он произнес: «Спасибо, малышка. Ты мне вернула то, что я потерял», — она почувствовала облегчение, успокоение совести. Она переживала тот период жизни, когда человек испытывает потребность освободиться от груза прошлого. Слава Богу, что человек получает такую возможность.
В полном расцвете достоинств, сделавших ее Женщиной, она достигла того удивительного возраста, когда существование каждой женщины в ее движении по предначертанному пути становится более легким и чистым, обновляется в торжествующей свободе души и ума, достигнутой высокой ценой, но от этого еще более ценной, когда тяжесть ошибок, которые часто были лишь уроками трудной науки жизни, все больше слабеет.
Как прекрасно наконец получить возможность оставить в пути груз прошлого, забыть то, что может быть забыто, вспоминать лишь о богатстве той несовершенной и трудной авантюры, какой бывает наполовину прожитая жизнь.
Она заметила, что долгое время испытывала невольные угрызения совести по отношению к Колену, своему любовнику времен их бегства через пустыню.
Теперь они квиты.
И только одного он никогда не узнает: она носила от него ребенка. Но это нужно было стереть как нечто слишком интимное. Как же трудно людям помогать друг Другу!
И тут искорка юмора мелькнула в ее отяжелевшем мозгу. Она хорошо знала эту веселую птицу, готовую вспорхнуть в ней даже в самые черные минуты: Анжелике вдруг захотелось стать старой дамой. Старость позволяет помогать близким и друзьям, не усложняя ни своей, ни их жизни.
В старости возможны
«Хорошо, что когда-то и я стану старушкой!» — сказала себе Анжелика, затем улыбнулась и даже тихонько рассмеялась. Она все еще дрожала от холода, ноги ее заледенели, а лоб пылал от жара.
Послышались шаги; характерный шум песка под ногами на фоне легкого шуршания волн, насторожил ее. К ней возвращался Колен.
— Тебе надо поспать, малышка, — сказал он, наклоняясь к ней. — Неразумно сидеть, сжавшись в комочек, как сиротка, и предаваться мрачным мыслям. Приляг, и тебе полегчает. Скоро будет светать…
Она подчинилась ему, отдавшись, как когда-то, его заботам, его надежным и терпеливым рукам. Он укутал ее своим плащом и набросил ей на ноги свой камзол из воловьей кожи.
Она закрыла глаза. Для ее изболевшейся души горячее поклонение Колена было благотворным бальзамом, умиротворившим ее истерзанное беспокойством и горем сердце, которое, оправившись от удара, все острее чувствовало страдания окружающих.
— Спи теперь, — шепнул Колен, — тебе просто необходимо поспать.
И проваливаясь в черную бездну сна, она, казалось, слышала знакомый по одиночеству магрибских ночей шепот:
— Спи, мой ягненочек, спи, мой ангел. Завтра нам обоим предстоит долгая дорога в пустыне. Может, он и впрямь произнес эти слова?
Глава 6
И снова Колен, на этот раз при розовом блеске рассветного неба, тихонько тряс ее за плечо, повторяя:
— Море уходит.
Анжелика приподнялась, опершись на локоть, откинула волосы с лица.
— Туман еще густой, — сказал Колен. — Если ты поспешишь, то успеешь пересечь бухту незаметно.
Анжелика вскочила на ноги, стряхнула песок с платья.
Время действительно было ее сообщником. Туман стоял в некотором отдалении от берега. Весь пронизанный светом, он, тем не менее, надежно закрывал остров от Голдсборо. Ветра не было, наступил тот час покоя, когда воркование горлиц мягко вплеталось в тишину, придавая ей глубину и какую-то колдовскую силу. Чайки, как маленькие алебастровые сосуды, установленные на черных остриях обнаженных отливом скал, словно включались в неподвижность зари, а если и поднимались, то лишь для медленного, бесшумного полета, белые, похожие на молнии, пронизывающие золотисто-розовые клочья тумана.
Сильный запах водорослей растекался во влажном утреннем воздухе, подымаясь от широкой полосы грязи и тины, открытой отступившими волнами.
У Анжелики загорелась надежда, что удастся вернуться тайком в Голдсборо, и что, благодаря чудесному совпадению обстоятельств, ее отсутствие может остаться незамеченным. В конце концов, кому придет в голову узнавать, провела ли она ночь в своем доме? Кроме мужа, конечно.., который, принимая во внимание ледяную холодность их отношений со вчерашнего дня, гоже не должен бы беспокоиться. Если ей повезет, ее выходка, неожиданная и необъяснимая, может сойти ей с рук.