Искушение фараона

Гейдж Паулина

Но библиотекарь уже яростно мотал головой.

– Это невозможно, царевич, совершенно невозможно. Эта госпожа – самозванка. У нас хранятся все древние записи. Род Ненефер-ка-Птаха пресекся со смертью его сына Мерху.

Гори отпустил библиотекаря и стал ждать. Вскоре тот вернулся с огромной охапкой свитков, которые и выложил на столе перед царевичем.

– Судя по моим записям, это именно те документы, какие изучал Пенбу, – сказал он. – Они охватывают период за десять лет до и пятьдесят лет после того времени, когда жили интересующие тебя люди. Не желает ли царевич выпить чего-нибудь освежающего?

Гори кивнул с отсутствующим видом и принялся разворачивать первый свиток. Он не заметил, как вернулся библиотекарь и принес на подносе воду, вино и закуски, хотя через некоторое время он, по-прежнему не замечая, что делает, съел и выпил все принесенное.

Гори читал быстро, но внимательно, и, по мере того как он продвигался вперед, его страхи и опасения лишь усиливались. Дед царевича Ненефер-ка-Птаха прибыл в Коптос во времена правления Осириса Тутмоса Первого, отца царицы Хатшепсут. Этот человек был надсмотрщиком за памятниками. На той же службе состоял и отец Ненефер-ка-Птаха, и он сам, занявший эту должность после безвременной кончины отца. Перед непонимающим, озадаченным взглядом Гори медленно кружились даты, цифры, краткие описания событий. Каким-то образом Ненефер-ка-Птах оказался задействован в великом и доблестном походе, предпринятом могущественной царицей, целью которого явился Пунт – прежде неизведанная и незнакомая земля, и за свои выдающиеся заслуги во время этого предприятия он был награжден титулом, передающимся по наследству, а также единоличным правом на обслуживание караванных путей, по которым возили мирру, благовония и разные прочие экзотические товары. Через пять лет погибли все члены его семьи. Даты смерти и точное время, когда их имущество отошло в казну, были зафиксированы в рукописях. Там, где сообщалось о смерти этих людей, в конце записи стоял значок, свидетельствующий о том, что род пресекся.

Прочие свитки Гори просмотрел быстрее. Никаких потомков, никого из наследников, даже сколько-нибудь близких родственников, кто мог бы претендовать на оставшееся после них имущество. Они словно бы возникли из ниоткуда, а потом вновь были ввергнуты в полное забвение. Пенбу, как оказалось, ознакомился с некоторыми свитками, имеющими отношение к местным преданиям и сказаниям, и Гори со вздохом придвинул к себе и эту стопку. День уже клонился к вечеру, но жара лишь усилилась. Горячий воздух всколыхнулся – подул легкий ветерок, приятно шевеливший волосы Гори, складки одежды, и это ощущение было приятным. Гори начал читать.

Едва он принялся за второй свиток, как ему стало ясно, почему в этих краях было принято считать, что того давно покойного царевича поразило проклятие, а на развалинах его имения по сей день властвуют некие недобрые силы. «Ходили слухи, – читал Гори, – что царевич владел магическим Свитком Тота. Как ему удалось заполучить такое сокровище, никто не знает, однако достоверно известно, что он и прежде был искусным чародеем, завладев же Свитком, царевич сделался поистине неуязвимым. Однако Тот, разгневанный самонадеянностью этого человека, рассудил наказать его, наложив проклятие и приговорив к смерти в воде, чтобы его ка не могла обрести покоя».

– Я вижу, ты уже добрался до мифов и сказаний, – раздался голос над самым плечом Гори. Царевич подскочил от неожиданности, но это был всего лишь библиотекарь. – Вокруг трагических и малопонятных событий всегда возникает масса преданий и слухов, а в наших краях в душные летние вечера больше и заняться нечем, кроме как пересказывать древние легенды. Во всяком случае, это было любимым занятием простолюдинов.

Гори, озадаченный, пристально смотрел на него. «Этого не может быть, – мысленно уговаривал он себя, – не может быть, не может… – Но внутренним взором он ясно видел, как отец уверенным движением заносит нож и, не колеблясь ни секунды, отрезает свиток, пришитый к мертвой руке… Видел, как Хаэмуас торопливо втыкает иглу в древнюю иссохшую ткань и руки его дрожат от ужаса, как его кровь капает на руку, как одна капля попадает и на Свиток. – Этого не должно быть, – думает Гори, потому что если это правда, значит, мы вступили в царство истинного кошмара, где мы не просто беззащитны и бессильны. Смерть отказывается подчиняться законам природы, вырывается из отведенных ей границ и, приняв личину жизни, свободно расхаживает среди нас. А мы – прокляты и отвержены, и ни один из богов не имеет власти спасти нас».

– Работы в гробнице уже начались, – рассказывал тем временем библиотекарь. – Следить за ними я назначил двух стражников из храма и пообещал, что за их труды они получат вдоволь пива и еды. Надеюсь, царевич об этом позаботится.

Гори поднялся на ноги. Ему показалось, что на это простое движение у него ушло слишком много времени и сил.

– Разумеется, – ответил он, сам удивившись тому, как ровно и спокойно звучит его голос. – Я прочел все, что меня интересовало. Эти свитки я бы хотел забрать с собой в Мемфис.

Однако библиотекарь, почтительно поклонившись Гори, вынужден был ему отказать.

– Мне бесконечно жаль, царевич, но забирать свитки из хранилища строжайше запрещено. Пришли сюда своего писца, и он перепишет все, что тебе необходимо.

«Нет, так не пойдет, – думал Гори. – Если показать отцу записи, сделанные рукой Антефа, он ни за что не поверит. Мне и самому трудно в это поверить. – Однако одного взгляда на умное и непреклонное лицо библиотекаря оказалось достаточно, чтобы понять: этого человека невозможно ни подкупить, ни заставить силой. – И он прав, – сказан себе Гори. Мой отец тоже не позволил бы нарушать установленные законы и правила».

– В таком случае завтра с утра мой писец придет к тебе, чтобы сделать необходимые копии, – сказал Гори. – Я благодарю тебя за помощь, а также за то, что ты обещаешь опечатать гробницу, когда я все осмотрю. Я приду сюда на закате, и ты покажешь мне это место.

Гори еще некоторое время поговорил с библиотекарем, но потом не мог вспомнить, о чем именно они беседовали. Вскоре он вышел и оказался среди слепящего солнечного света. «А тебе сколько потребовалось времени на то, чтобы прийти к этому выводу? К выводу, от которого у меня кровь стынет в жилах и я боюсь лишиться рассудка? – мысленно взывал он к Пенбу, усаживаясь в поджидавшие носилки. – Ты почти завершил свою миссию, а я лишь пожинаю плоды твоих тщательнейших и подробных изысканий. О чем думал ты тогда, верный слуга? Терзали тебя сомнения и смертельный страх, как терзают они меня?»

Он попытался было улыбнуться, и в этот самый миг его в первый раз поразил внезапный приступ острой, невыносимой боли. Свело живот, Гори согнулся пополам, тяжело дыша, хватая ртом воздух, на лбу у него выступили крупные капли пота. «Нет, не надо, – тихо молил он, подтянув колени к подбородку и прижимая к животу стиснутые кулаки. – О, Тот, сжалься, я не могу выносить такую муку, не могу, не могу! – Потом боль отпустила, и Гори лежал на подушках, обессилевший, закрыв глаза и тяжело дыша. – О, Табуба, – мысленно взывал он к ней, – сжалься надо мной. Если ты непременно решила со мной разделаться, прошу: подожди. Убей меня ножом, влей яд в мою чашу, прикажи задушить меня в собственной постели, но только не подвергай меня этой злобной, гнусной каре!»

Боль накатила новой волной, и Гори, желая хоть как-то противостоять ей, напрягся всем телом, и вскоре сами мышцы от неимоверных усилий сделались средоточием муки. Гори был не в силах шевельнуть ни рукой ни ногой. «Зачем вообще ей меня убивать, – думал Гори, стиснув зубы. Лицо его исказила гримаса. – Не важно, что именно я здесь узнаю. Она будет все отрицать, сделает так, что любое мое слово обернется ложью, и отец поверит всему, что она скажет. Нет. Она просто хочет меня убить. Она жаждет моей смерти».