Искушение фараона
Шрифт:
Некрополь в Коптосе представлял собой миниатюрную копию Саккары – такое же иссушенное солнцем песчаное плато, по которому тут и там высились пирамиды, холмы и насыпи, виднелись обломки колонн и недостроенные дамбы в песке, что никуда не вели. Библиотекарь, к удовлетворению Гори, воздержался от печальных восклицаний по поводу его состояния. Он шел впереди, направляясь туда, где возвышалась груда темной свежевыкопанной земли, а за ней можно было рассмотреть три ступени, ведущие вниз, к полузанесенной песком каменной двери. В проеме уже сгущались вечерние тени, словно бы просили, чтобы их впустили внутрь, и Гори, несмотря на глубокую задумчивость, не мог при виде их сдержать нервную дрожь.
Он
– Эту печать я наложил собственными руками, когда в последний раз осматривал эту гробницу, – сказал он. – Но с тех пор ее явно кто-то трогал. Вот, смотри.
Гори внимательно рассматривал глиняный комок, лежащий на ладони библиотекаря. На самом деле от него осталась лишь половина, из которой торчали обрывки веревки. Другой обрывок свешивался с металлического крюка. Библиотекарь слегка дернул, и веревка легко поддалась.
– Кто-то проник в гробницу, – мрачно произнес он. – Надсмотрщик над рабами, что здесь работали, сказал, что песок оказался на удивление сыпучим, а не плотным и притоптанным, как обычно, но я тогда не обратил на его слова внимания. Теперь же… – Он толкнул дверь плечом, и камень, издав слабый скрип, легко сдвинулся с места.
«Земли у входа было насыпано едва мне по колено, – отрешенно размышлял Гори. – Под силу ли окажется человеку, вернее, под силу ли этой нелюди выбраться из-под этого слоя, а потом опять завалить вход землей и камнями? Любезный друг мой, боюсь, что в гробницу никто не проникал, совсем наоборот, некто выбрался из нее наружу. – Он подавил рвущийся из груди истерический хохот. – Законы Маат попраны, и в мире, окружающем нас сейчас, возможно все. Абсолютно все». И Гори вслед за библиотекарем и одним из рабов направился внутрь сквозь узкий темный проход.
Гробница оказалась небольшой. Она состояла из единственного помещения, в центре которого располагалось возвышение.
На нем и стоял саркофаг. Факел горел ровным и ярким пламенем, и, одурманенный болью и наркотическим действием мака, Гори принялся осматривать погребальный зал. Вода – вот о чем была самая первая его мысль, едва только яростные красные отсветы упали на богато украшенные стены зала. Вода, вода и опять вода. «О, Амон, где же ты? О, Тот, будь же милосерден! О мои родные, отец, малышка Шеритра, моя честная и благородная матушка! Чем заслужили мы такое наказание?» Ему казалось, будто каменные стены в гробнице шевелятся и плавно колышутся, словно нильская волна в жаркий, дышащий зноем полдень. Вода плещется у ног молодого человека; волны колышутся у самого ложа; вот озеро, в котором весело резвятся бабуины; вода выплескивается из чаши, которую он сжимает в руке, и стекает к нему на колени; вода извергается у него изо рта, капает с мокрых черных волос.
Библиотекарь тем временем поднялся на возвышение и приблизился к гробу. Он заглядывал внутрь, и Гори хотелось сказать ему: «Не трать понапрасну силы. Тела там нет. Оно сейчас в Мемфисе. Оно улыбается и грустит, оно делает вид, будто спит по ночам и греется на солнце, подставляя его жарким лучам свои ледяные члены. Оно обнимает Шеритру… Оно предается с ней любви…»
– Какой ужас! – донеслись до слуха Гори причитания его спутника. – Тела нет! Какой изверг отважился на такое преступление – выкрасть из гробницы тело благородного царевича?! И с какой целью? Я непременно организую расследование, обещаю тебе, царевич!
Гори, пошатываясь, приблизился к возвышению. Ему очень не хотелось этого делать, но он понимал, что должен во всем убедиться собственными глазами. Собравшись с силами, он преодолел каменную ступеньку и склонился над краем саркофага. Внутри и впрямь ничего не было, и в этот самый миг боль острым огненным ножом пронзила его голову. Вскрикнув, он стал падать назад. Стражник успел вовремя его подхватить, и Гори прижался к его широкой груди.
– Я не хочу умирать! – воскликнул он. Его голос, дрожащий от ужаса, отразился от мрачных стен и возвратился к нему, обретя новую силу.
Воин не стал тратить время на раздумья. Гори чувствовал, что его вынесли наружу и аккуратно положили в носилки. Библиотекарь, поспешивший следом за ним, встревоженно всматривался теперь в его лицо. Гори, схватившись за виски, слабо стонал, но самообладание мало-помалу уже возвращалось к нему, и он нашел в себе силы поднять на своего спутника глаза, затуманенные слезами боли.
– Мой писец рассчитается с тобой за труд землекопов, – еле выдавил он. – А я благодарю тебя за понимание и такт. Теперь прощай. Опечатай это проклятое место и не начинай никакого расследования. Оно не принесет плодов.
Библиотекарь поклонился, изумленный и опечаленный, а Гори, выдавив из себя приказ трогаться, откинулся на подушки и отдался мыслям о собственной несчастной доле. «Клянусь, я доберусь домой живым, – страстно убеждал он себя. – Отец своими глазами увидит все доказательства моей правоты. Но я так не хочу умирать! Еще не пришло мое время! Я еще не достроил гробницу, и меня еще никто не любил. О, Тот, меня еще никто не любил!»
Он не помнил, как вернулся в дом градоправителя и как его положили в постель. Лишь много позже, придя в себя на одно короткое мгновение, он заметил, что лежит в темной комнате. У его изголовья горел один ночник, но его тусклого света не хватало на то, чтобы рассеять полуночную тьму. «И в этом никто не повинен, кроме тебя, отец. – Вот какой была его первая мысль по пробуждении. – Ты произнес страшные слова заклинания, пусть и сам того не желая, но все же именно ты навлек на всех нас эти ужасные напасти. Свиток Тота существует. И находится он в Мемфисе – пришитый грубой ниткой к мертвому телу какого-то человека – кого именно, значения не имеет, но свое дело этот Свиток сделал». Гори протянул руку, схватил чашу с маковым питьем, стоявшую на столике у изголовья, и осушил ее до дна. Внезапно перед ним возникло незнакомое лицо, оно было светлым и совсем юным.
– Царевич желает чего-нибудь? – раздался голос, и Гори узнал раба, который был приставлен к нему для услужения, пока царевич гостил в доме градоправителя.
– Нет, – сказал он, уже закрывая глаза. – Разбуди меня, когда вернется Антеф.
Мучительные боли то накатывали на него с новой силой, а то отпускали, давая краткую передышку. Гори метался из стороны в сторону, но то была неравная схватка, и ему ничего не оставалось делать, как только подчиниться судьбе. А дальше, где-то в самой глубине сознания, затуманенного болью, маячило ее лицо, и на ее устах играла недобрая, лукавая улыбка. И не только приступы боли, но и страстный пламень желания сжигал тело Гори неумолимым огнем, пока он лежал, охваченный безумием.
Когда он опять открыл глаза, в лицо светило яркое солнце, полуденная жара уже вступила в свои права. Над ним стоял Антеф, положив руку ему на лоб. Гори внимательно вглядывался в лицо друга. Вид у него был измученный.
– Ты все сделал? – едва слышно пробормотал Гори.
– Да, царевич, – Антеф кивнул. – Я все закончил. Меня не было два дня, но теперь мы можем возвращаться домой.
По щекам Гори потекли слезы радости. Он жестом попросил друга наклониться к нему.
– Антеф, гробница оказалась пустой, – простонал он. – А мое время истекает. Шеритра… Солнышко…