Искушение леди
Шрифт:
Она приподнялась на локте, чтобы взглянуть ему в лицо. Он невидящим взглядом смотрел в потолок. Она представила себе, каково это – быть сыном самоубийцы, да еще и обнаружить тело отца, и по спине у нее пробежал холодок.
– Он разговаривает с тобой в этих кошмарах?
Тони с удивлением взглянул на нее. Выражение его лица смягчилось, и он крепко обнял ее.
– Никто и никогда не спрашивал меня об этом. – Он погладил ее по голове. – Твоя прямота застала меня врасплох. В семье мы всегда делали вид, что все в порядке. Но ведь на самом деле
– Что ты видишь в кошмарах?
Его рука замерла.
– Я не помню. Я никогда не помню, что мне снилось.
Или же кошмар оказывался настолько страшным, что он попросту стирал его из памяти. Раньше ей тоже иногда снились плохие сны, но они никогда не повторялись.
– Поговори со мной, – взмолилась она. Несколько мгновений он колебался. Потом заговорил:
– Когда я учился в школе, остальные мальчишки слышали, как я кричал по ночам. И директор предупредил меня, чтобы больше я этого не делал. Это единственное замечание, которое я заслужил. «По ночам нельзя кричать и плакать». Не было даже церемонии, как не было и траура. На могиле отца нет надгробной плиты, и он похоронен в неосвященной земле. Как будто его никогда не существовало.
– И как же тебе удалось со всем этим справиться? – спросила Дебора, испытывая сострадание к несчастному ребенку, которым он был когда-то.
– Я сказал себе, что надо идти вперед. Мне не оставалось более ничего, кроме как двигаться дальше. Она положила руку ему на грудь.
– Тебе снятся похороны?
Тони отрицательно покачал головой.
– Не знаю. Хуже всего то, что раз я не помню, что мне снилось, люди начинают думать, что я похож на него.
Она поняла, что он хотел сказать, но не решился облечь это в слова… значит, и его преследовали знакомые ей страхи.
Уголки губ у него опустились. Тони был чем-то расстроен. Она скользнула под одеяло, легла рядом и положила руку ему на грудь. Несколько долгих мгновений она ждала.
– Отец был слабым человеком.
– Почему? – спросила Дебора. Тони пожал плечами.
– Он играл. Спустил все. Мой дед играл тоже, так что к моменту моего совершеннолетия у нас не осталось ничего, кроме толпы жадных и голодных родственников.
– Которым нужна была крыша над головой?
Он кивнул.
Дебора задумчиво провела пальцем по его ключице.
– Знаешь, мы с тобой очень похожи.
– В чем же? – поинтересовался он.
– Нам обоим пришлось пожертвовать частью души ради своей семьи. Теперь я знаю, почему ты понял, что я чувствую.
Он легким движением коснулся ее волос.
– Да.
– Итак, у твоего отца были долги, и он решил, что самый легкий способ расплатиться с ними – свести счеты с жизнью?
Тони обнял ее и крепко прижал к себе.
– Дело не только в этом. Он был психически неуравновешенным человеком, – признался он, и голос его едва слышно прозвучал в комнате, еще погруженной в полумрак. – Иногда у него случались припадки. Он боялся, что моя
Он говорил о самом сокровенном, о том, что являлось ему в ночных кошмарах, и Дебора почувствовала его напряжение.
– И ты боишься, что его сумасшествие передалось тебе?
Тони так крепко прижал ее к себе, что ей стало больно.
Он коснулся губами ее щеки.
– Да. Мой дед тоже страдал психическим расстройством. – Он помолчал несколько мгновений. – Последние годы своей жизни он провел в сумасшедшем доме.
Потрясенная, она села на кровати.
– А ты когда-нибудь вел себя так, как отец?
Глаза Тони ярко вспыхнули в темноте.
– Я бы ни за что не позволил себе этого.
– Но если безумие у тебя в крови, ты можешь с ним не справиться.
– Нет, я буду бороться до конца, – поклялся он. – Первые признаки помешательства у них обоих проявились где-то между двадцатью и тридцатью годами. А я, хотя мне уже перевалило за тридцать, пребываю в здравом уме и твердой памяти. – Он слабо улыбнулся. – Надеюсь, во всяком случае. – Улыбка его стала горькой. – Но, быть может, в слухах и сплетнях есть доля истины, и я вовсе не сын своего отца. Когда у матери куча любовников, люди вправе усомниться в этом.
Ошеломленная Дебора провела ладонью по его щеке, оглушенная состраданием и желанием облегчить мучительную боль, отголоски которой были слышны в его голосе. Теперь она понимала, почему Тони держался так отстраненно и холодно. Она знала, что такое гордость… и отчаяние, когда чувствуешь, что не похож на других.
– А твоя мать? Разве она не может успокоить твою душу?
– Мы не общаемся, – жестоко ответил он.
Его гнев, казалось, стал физически осязаем и в эту секунду Дебора поняла, кем был ее возлюбленный.
– Ты лорд Бернелл!
Поговаривали, что весь этот род проклят, что болезнь передается из поколения в поколение… Рассказывали и о том, что мать Тони неоднократно изменяла мужу, и о таких крайностях и невоздержанности, в которые трудно было поверить. Даже в деревенской глуши Айлэма до нее доходили эти слухи.
Тони сел и оперся спиной об изголовье кровати.
– Ты ведь слышала обо мне? – Слова его сочились циничной горечью.
Дебора заколебалась.
– Не о тебе лично, а о твоих родителях.
Она не стала добавлять, что слышала и о том, что сын их богат. Очень богат. От одной только мысли о его состоянии, настоящем состоянии, ей стало не по себе.
Внезапно он отчаянным жестом поднес ее руку к губам и поцеловал.
– Прости меня. Не следовало говорить об этом. Я не хотел напугать тебя. Все в порядке. Все в полном порядке.
– Я не вижу в тебе никаких признаков помешательства, – совершенно честно сказала Дебора.
И она в самом деле их не видела. А слухи не имели для нее никакого значения. Вообще ничто не имело значения, кроме этого мужчины и того, что она верила ему. Верила искренне и глубоко.