Искушение винодела
Шрифт:
Антуан вздрогнул.
— Два свидетеля, — сказала Аврора, — таков закон. Мы увидим все как есть, а не то, что мог приготовить Собран.
1834
BOIRE [34]
Дом был тих. Служанка спала, измотанная тяжким трудом после мытья ковров и стирки штор. Повар уехал на выходные, а семья — кроме Батиста — тоже отбыла набираться сил перед сбором урожая.
Собран замерзал без движения. Сидел в кресле гвод навесом, купаясь в чистом молочно-белом свете
34
Пить (фр.).
Собран чувствовал себя одиноко, особенно без Авроры. Он понял, что все же хочет раскрыть ей Ревою тайну. Как было бы замечательно остаться с ней здесь, наедине, в столь поздний час, когда каждый человек открыт, беззащитен. Что бы они друг другу сказали?
За прошедшие годы все — и родня, и друзья Собрана — словно упивались тем, что могли быть снисходительны по отношению к человеку много сильнее их самих. Они упражнялись в доброте, почтительности и сдержанности, потому как он пребывал не совсем в здравом уме. Сабина вышла замуж, но остальные дали себе пропасть из виду, полагая обоих родителей нездоровыми.
Собран знал: теперь он ни за что ничего не расскажет, а Аврора ничего не попросит. Она вернулась к себе в угол, в клеточку, независимая и правильная. Те объятия у нее в комнате ознаменовали конец дружбы.
Собран остановился оглядеть северо-восточный склон, дорогу, стену и ряды виноградника Кальмана. Все было тихо, однако Собрану казалось, будто он стоит на берегу чудовищно разлившейся реки и мимо проплывают останки смытого города: красивый дом, таверна, церковь… Вот она, вершина его жизни, единственный час, в который он ощущает под ногами твердую почву. Все двадцать седьмое июня — все двадцать шесть ночей — сейчас отозвались в нем.
На дороге раздался шум. Собран тут же определил, что это разбилась бутылка. Он увидел, как по земле широко расползается пятно, как тают в темноте звезды осколков.
Собран отступил назад и, задрав голову, огляделся.
Ангел падал с неба, будто подстреленный, со сложенными крыльями. Открыл их в последний момент — крак! — так что воздух прибил на Собране рубашку к телу. Зас лежал на животе, раскинув крылья, но голова его была повернута — он смотрел на Собрана.
Собран упал подле него на колени. Взгляд ангела был ясен, но винодел испугался: вдруг он поранился.
— Ляг на землю, — сказал Зас.
Собран вытянулся рядом с ним.
— В винограднике спрятались два человека. Если будем стоять, они нас увидят. Я несколько часов кружил в полумиле над холмом, не хотел улетать, не повидав тебя. Сбросил на землю бутылку, чтобы отвлечь внимание тех двоих, и как можно быстрее спустился. — Зас слегка шевелил крыльями, будто веслами, загребая землю. Опустил голову на руку.
Собран положил руку на спину Засу, словно тот нуждался в успокоении. Там, под горячей кожей, дергались мощные мускулы, делавшие спину
Зас спросил:
— Как думаешь, кто те двое?
— Двое?
— Я почувствовал их, а потом и увидел, подле ближе. Оба в плащах.
Собран подумал, не Батист ли это с Полем? Даже если они и не заметили Заса, когда повернулись на звук разбившейся бутылки, Батист, не ровен час, может подняться на холм проверить, как там отец. Значит, надо вернуться в кресло. Подвинуть его ближе к Засу и так разговаривать, только не смотреть при этом на ангела.
— Мне надо подняться. Если один из этих соглядатаев Батист, он заподозрит неладное, если не будет видеть меня. Так что я должен быть на виду, это купит нам время.
Зас издал гортанный звук, означающий неудовольствие, и втянул Собрана за полу пиджака к себе под крыло — толстое, теплое, будто гагачий пух, под которым стало душно. Пахло солью. В спину Собрану впились швы пиджака.
Лицо Заса было напротив шеи Собрана. Ангел молчал, стиснув зубы; винодел коснулся напряженных мышц на щеках и сделал то, что привык делать за многие годы семейных ссор, когда Селеста приходила мириться после очередного приступа ревности, — поцеловал ангела в лоб.
— Отпусти меня, так надо, — сказал Собран.
Тогда ангел приподнял крыло на несколько дюймов, и мужчина, встав, отошел к дереву, прислонился к стволу. Ссадина на ухе жгла, по шее потекла тонкая струйка крови. Собран посмотрел на склоны, на полосы теней. Сердце словно остановилось, и последние его удары отдавались глухим эхом в ушах.
— Где они?
— На северо-востоке, — Голос ангела был едва слышен. Зас лежал головой на руке, глядя в землю.
Винодел решил импровизировать. Раз уж со стороны он смотрелся так, будто поджидает кого-то, то надо играть эту роль до конца. Собран зажег лампу, подошел к пограничному камню и поводил светильником взад-вперед. Затем вернулся к креслу и, поставив лампу на стол, сел.
— Один из них обмочился, я чувствую запах. Напустил в штаны со страху, — сказал Зас и предположил: — Значит, меня все-таки видели.
— Откуда у тебя на крыльях соль? — спросил Собран.
Каждое перо на крыльях ангела шевелилось, будто бы управлялось отдельным мускулом. Зас поведал, что путь в преисподнюю — единственный, по которому проходит тело, — лежит узкими пещерами в недрах скалы соляного купола, что в Турции. Да, и в рай, и в ад он проходил сквозь земную твердь, но входов этих никому не отыскать.
Нельзя нарисовать карту, обозначив на них рай и ад в виде полых каверн в земной коре. Любая карта, которую Собран видел, читалась в сложенном виде, а в складках прятались целые куски мира — побережья, реки, горные гряды известного мира пересекали края этих складок, наслаиваясь на них. Засу приходится ходить по пещерам, заполненным сыпучей солью, и проходы эти с годами меняют направление, порой неожиданно. Бывало, Зас часами ползал по ним, словно червь, не в силах отыскать путь на землю или обратно. Выбираясь на свет, он едва мог дышать; ослепленный и обожженный, ангел только садился в тени соляного столба и ждал, пока зрение возвратится.