Искусственная ночь
Шрифт:
Луидэд родилась до того, как большая часть мира научилась измерять время. Она наблюдала за подъемом и падением империй, держа мать за руку и смеясь. У меня не было ее воспоминаний — слава Титании, потому что я могла бы сломаться, если бы это было так — но внезапно я ощутила сокрушительное чувство времени, бесконечного времени, врезающегося в меня, когда мир вспыхнул кроваво-красным и солоновато-белым. Я ощутила вкус крови, но не знала, ее ли это кровь, или может быть моя, или это кровь самого времени, жгучая и горькая на моем языке.
Затем время остановилось, и цвета растворились в темноте.
Я
Глава 30
ЛЕС БЫЛ ПОЛОН ВЗДОХОВ. Ветра не было, но ветви склонились друг к другу, шепча о боли, крови и потерях. Я вернулся в лес Акации, и меня это вполне устраивало; она была единственным существом на землях Слепого Майкла, которое мне было жаль оставлять. Повернулась, пытаясь сориентироваться. Я стояла в лесу, когда темнота рассеялась, уже проснувшись. Кровавый путь был наименее болезненным из всех трех. Наверное, потому, что предполагалось, что конец будет самым болезненным.
Что-то было не так. Темнота вокруг деревьев усилилась, и подлесок увял. Лес был единственным местом на этих землях, которое казалось живым, а теперь ощущалось, что он умирает. «Акация?» — позвала я. Ответа не было.
О, корни и ветви. Она помогла мне перед поездкой; она осталась, чтобы поговорить со своей дочерью, после того как была прервана поездка. Слепой Майкл, должно быть, все видел. Это были его земли, и он явно был сильнее ее. Потеря детей, ослабила его. Поэтому ему нужен кто-то — кто угодно — чтобы преподать урок. Акация не была невиновной, но и виноватой тоже не была.
Я сняла меч с плеча и начала обнажать его, не желая пересекать равнины без оружия в руках. Мои ладони скользнули по луке, и я посмотрела вниз. Моя правая рука была в крови, вытекающей из тонкого пореза, который безболезненно открылся поперек запястья. Не было никаких признаков свертывания крови, она просто продолжала кровоточить.
«Кровавая дорога,» — сказала я, осознавая. Порезов будет все больше, и больше, пока я не истеку кровью там, где стою. Это было не то, что я ждала, но и сюрпризом не стало; время было ограничено. Я и так это знала. У меня никогда не было вечности — ее не бывает у подменышей — а теперь время истекало. Слепой Майкл все еще должен был умереть.
Времени было катастрофически мало, ночь очень длинной, и все это было его преимуществом. Все, кроме меня и крови. Кровь указала мне путь, когда ее смешали с воском и связали в свечу; почему она не помогла мне, когда была чистой?
«Сколько миль до Вавилона?» — прошептала я, вытирая кровь с губ, прежде чем рвануть к опушке леса, пробежав между деревьями в окутанную туманом ночь. Кровь знала дорогу, и поэтому я доверяла крови, не сомневаясь в своих шагах, пока бежала в серости.
Не успела я убежать далеко, как увидела вдалеке зарево костра, горевшего на поляне герцогства Слепого Майкла. Всадники снова собирались. Хорошо. Это означает, что он будет там, и я смогу его найти.
По крайней мере, королевство не мешало мне. Я споткнулась о несколько камней, но этого и следовало ожидать;
Мне действительно нужно научиться больше думать.
Я услышала крики Всадников, когда пробежала равнину почти до середины. Они казались рассерженными, и я не могла их винить; с их точки зрения, Луидэд и компания вмешались в их большой праздничный парад. Конечно, их большой праздничный парад состоял из похищений и промывания мозгов, но что такова в маленькой ужасной пытки между друзьями? Не осталось ничего, что могло бы отвлечь меня, и никого, кого можно было бы спасти. Это было почти облегчением; иногда приятно вернуться к истокам. Я убью Слепого Майкла или умру, пытаясь это сделать. Убить или быть убитым. Жить или умереть.
На лбу у меня открылся порез, и кровь заливала глаза, пока я бежала через герцогство к свету. Никто не остановил меня, даже когда я ворвалась на поляну с криком: «Майкл!»
Там собрался весь двор, чтобы отпраздновать то, чему я помешала. Это было уже слишком. Я споткнулась, удивилась, и два всадника вышли из толпы, чтобы схватить меня, прижав мои руки к бокам.
«Деритесь со мной, ублюдки!» — я отчаянно брыкалась, пытаясь освободиться. Они только смеялись.
Слепой Майкл сидел там, где я помнила, высоко на троне — маленькая часть меня, которая хотела, чтобы я закончила поездку, всегда знала, где он. Для этой предательской части меня он все еще был моим Богом.
Должно быть, он увидел, как крошечная часть моего сердца засверкала в глазах, потому что рассмеялся и сказал: «У меня было достаточно времени, чтобы поработать над ней. Пусть она подойдет ко мне.»
Всадники отпустили мои руки и встали в ряд с остальными, образовав широкий круг вокруг своего господина. Скорее всего верное решение. Если я проиграю, они будут рядом, чтобы забрать тело; если выиграю, они будут достаточно близко, чтобы уничтожить меня. Пессимизм не лучшее средство в большинстве ситуаций.
Я смотрела на них, сплевывая кровь на землю, пока шла к Слепому Майклу. На нем были доспехи, которые он надел для поездки, но зеркальный блеск исчез, погребенный под пылью и пятнами засохшей крови. Его сверхъестественное самообладание тоже исчезло, сменившись гневным раздражением.
Он удерживал мое внимание только мгновение. Затем его привлек стулу рядом с ним, на котором сидела Акация, с желтыми пустыми глазами и расширенными зрачками.
«Что ты с ней сделал?» — требовательно спросила я.
Слепой Майкл нахмурился, его брови сошлись над ледяными глазами.
«Не смей так со мной разговаривать, — его слова для меня имели такое же значение как семь заповедей. Я почувствовала, как на внутренней стороне моей левой руки открылся еще один порез, добавив к остальным еще одну струйку крови. — Никогда не говори со мной в таком тоне.»
Было трудно двигаться, когда он смотрел на меня сверху вниз, но мне удалось поднести руку ко рту, слизывая свежую кровь с пальцев. Давление его слов и взгляда ослабло, превратившись в раздражающее жужжание на задворках моего сознания. Моя сила всегда исходила в основном от крови. Даже он не мог коснуться меня, пока она у меня есть.