Искусство невозможного (в 3-х томах)
Шрифт:
— Значит, вы пролетите на выборах, потому что я чувствую, как вы хотите победы. Извините, я не хотела вас расстроить. Я кожей считываю все уровни настроения.
— Как интересно! У меня жену вторую звали Галя, поэтому я про Галь все знаю. Она тоже все время объясняла, что все считывает.
— А кто она была по гороскопу?
— Татарка. Я ее очень любил. Как вам объяснить?
— Прямо.
— Я же не мысли подбираю, а слова. Я абсолютно счастливый человек, неужели вы не понимаете? Я абсолютно не расстроен. Я же не собираюсь вас убеждать, что я счастливый человек. Вы мне задали вопрос — я вам ответил, а дальше вы чего хотите — думайте. Я просто думаю, как всегда, по поводу главного вопроса.
— Переустройства России?
— Сейчас уже время не о переустройстве думать. Сейчас уже другое. Дело же не
— А можете сделать стоп-кадр этой картинки?
— А тогда это будет не кино, а фотография. А я всегда говорю, что я хочу этот фильм досмотреть до конца.
— Все говорят, что вам опасно переходить дорогу. А что вы сделаете, если вам не понравится интервью?
— Ничего. Пол Хлебников жив-здоров, а уж такой подлец. Мне можно переходить дорогу сколько угодно раз. Дело в том, что я черных кошек не боюсь.
— Что ж вы все-таки домой меня не пустили?
— Можно я честно вам скажу? Я устаю — от огромного количества людей. Мне с вами очень приятно посидеть, но домой — уже все… После особенно Паши Лобкова все хотят домой, домой. Я даже хочу сейчас ему фотографию послать с дарственной подписью — листочки на березке прижились…
— Я как после этого смогу в Россию возвращаться?
— Нет, уже все. Но это же я вас обнимаю, а не вы меня.
— С Путиным поссорились в один день, что ли? Так же не бывает.
— Я вообще ни с кем не ссорился. Я вообще человек более чем мирный. Есть люди, которые со мной ссорятся, — вот у них и спросите.
— Но Путин-то меня вином не поит! Уж даже если вы на ужине сэкономили, то он тем более не позовет.
— Почему такое сравнение? Путин — это широкий русский человек, богатая душа. А я — еврей-скупердяй…
Галина Сапожникова, Москва-Лондон-Москва 7 апреля 2003 г.
16 июня 2003 г. Вслух.Ру, Москва
ТЕЛЕМОСТ С Б. А. БЕРЕЗОВСКИМ
Николай Волков: note 44 В вашем интервью Проханову вы говорите, что в Советском Союзе прекрасно себя чувствовали. Закончили институт, доктор наук, были членом партии, служебная лестница прекрасно складывалась. Что произошло? Отбросили политику, ушли в экономику. Что должно произойти с человеком, что он делает такой резкий поворот? БЕРЕЗОВСКИЙ: Дело в том, что я общественное животное. Я активный человек. Был в пионерии, комсомоле, партии. Я всегда ощущал себя частью того народа, страны, в которой я жил и мысленно продолжаю жить. Я — образец классического советского карьериста. Закончил школу, институт, поступил в университет, поступил на работу в самый престижный в этой области Институт управления, тогда Академии наук СССР. Делал всю карьеру по ступенечкам: лаборант, инженер, младший научный сотрудник, кандидатская, доктор, профессор, член-корреспондент Российской академии наук. Я был абсолютно счастлив, потому что занимался всю жизнь только любимым делом. У меня никогда не было хобби в жизни, никогда бабочек не коллекционирую, хотя считаю это нормальным. Но все, чем я занимаюсь, — я занимаюсь по 20 часов в сутки, — наукой. По советским стандартам — успешно. Написал больше ста научных работ, две монографии.
Занимался в то время модной и очень интересной научной областью
— теорией принятия решений, теорией оптимизации и разработкой систем компьютер-дизайн. Автоматизированная система проектирования. Когда повеяло новым временем в конце восьмидесятых, когда перестали платить вовремя заработную плату, я понял,
что наступает перелом, может быть, раньше других, потому что немного людей поверило в новое время. Я закрыл дверь лаборатории, которую сам создал (для Института проектирования это не обычная история, обычно лаборатория достается в наследство, когда старенький профессор отойдет от дел). Все сотрудники до сих пор там. Я до сегодняшнего дня заведующий лабораторией на общественных началах. Я решил заняться бизнесом. Спекуляция перестала быть уголовной, была разрешена торговля. Была создана единая база, и я пошел
— Почему не в политику?
— Потому что у меня в голове существовал запрет на профессию. Я никогда не испытывал еврейского комплекса, хотя подвергался прессу со стороны властей. При поступлении в университет я был чемпионом математической олимпиады, а мне поставили двойку по устной математике. Нереально.
Или при поступлении в партию. Там было прописано, сколько ученых, рабочих, евреев. Но я был председателем молодых ученых Института проблем управления и получил специальную квоту. Но еврей-политик в советское время — это что-то такое… Каганович
— это такой монстр, а все остальное нереально.
Поэтому я об этом не думаю, но что объединило меня и в бизнесе, и в науке, и в политике — это ощущение свободного человека. Мне нравилась жизнь ученого в Советском Союзе. Нерегламенти– рованный рабочий день. Не нужно было к 8 часам, продираясь через толпу, лезть в метро. Я мог поспать, но зато мог и посидеть до четырех утра и подумать над проблемами, которые были интересны. Я вел жизнь советского художника. Это не жизнь советского рабочего. От звонка до звонка у станка. А с рассвета до заката наедине с собой, со своими мыслями и с компанией, которую ты выбираешь. У нас в Институте проблем управления был клуб. Вы думаете, мы там научными работами занимались? Мы разговаривали, обсуждали, ходили по длинным коридорам, а потом я приходил домой на кухоньку, все ложились спать, я спокойно занимался научной работой. Я был свободным человеком, и когда открылось новое измерение, оно показалось мне еще более свободным.
Конечно, как все, собственно, люди. У меня была семья, двое детей, мы жили очень и очень бедно. Когда я еще не был женат, мы жили в полуподвале, втроем в общей комнате 11,5 м, в общей квартире.
Потом отец — главный инженер кирпичного завода — получил квартиру, и мы переехали. Очень много ФСБ писало: отец Березовско-
го — известный в России раввин. Как будто это ужасно. Я бы гордился, если бы он раввином был тоже. Но он был простым строителем, даже лауреатом премии Совета Министров в области строительства. С 51-го по 53-й отец вообще не мог устроиться на работу, потому что был евреем. Я тогда впервые услышал, но не очень понимал: что такое, все работают, а он не может, какие-то там проблемы…
Но у меня все это не породило ни комплексов, ни злости. Я никогда, в отличие от многих моих товарищей, не пытался уезжать из России. Это моя страна, ничуть не меньше, чем товарища Зюганова или Проханова. Я пошел в бизнес, где почувствовал еще большую свободу, потому что получил еще и материальную независимость. Это было сложное психологическое изменение.
Через год после создания «ЛогоВАЗа» мы, вопреки все сказкам, начальный капитал сделали на торговле своими мозгами, разрабатывали программный продукт для оценки качества различных проектов. И пролоббировали в советское время через Госкомстат по науке и технике обязательное приобретение этого программного продукта всеми проектными институтами Советского Союза. Тогда мы были уже совместным предприятием, познакомились с чиновниками, поговорили — и пролоббировали. А это миллионы рублей. Представляете? Вы засыпаете человеком, который владеет половиной «жигулей». У меня была в то время половина машины напополам с приятелем, которую нам продал в свое время его отчим — поэт Андрей Вознесенский. Мы ее сделали и владели неделю он, другую — я. Человеком, который покупает в рассрочку люстру через кассу взаимопомощи за 300 рублей. А просыпаюсь — могу купить 100 автомобилей, 1000 костюмов, могу поехать в любую страну мира (тогда уже была возможность). Не нужно было специальное решение секретариата ЦК КПСС, как было раньше, когда я был ученым. А тут — бери миллиард и поезжай. Что происходит с человеком: у него крыша начинает ехать, потому что все материальные цели достигнуты в один день. Что делать дальше? Как жить с этими 100 автомобилями и 1000 костюмами, расскажите, пожалуйста! У многих действительно крыша поехала — они либо спились, либо скололись или уехали на острова и до сих пор там живут. А я точно понимал, что мне нужно изменить цели в жизни. Это был уже 94-й год. Сначала был программный продукт, потом предложили построить станцию техобслуживания «Мерседес-Бенц», потом «АвтоВАЗ», и мы стали зарабатывать не миллионы рублей, а миллионы долларов. Много миллионов.