Искусство невозможного (в 3-х томах)
Шрифт:
— Нуда.
— А я вам рассказываю абсолютно серьезно, что я действительно не боюсь, хотя я точно понимаю, что я умею бояться. Я вам расскажу случай, который был со мной не так давно, когда я уже думал, что вообще ничего не боюсь. После этих взрывов, покушений… Я плавал на яхте со своим сыном, и когда мы стояли где-то у островов, сын стал прыгать с крыши. И я тоже решил спрыгнуть с крыши. Думал, что это сделаю запросто. Высота не очень большая, 6-7 метров. Я попытался разбежаться и понял, что мои ноги не идут. Я не могу разбежаться, то есть я не могу в себе преодолеть этот животный страх. Тогда я понял, как я могу спрыгнуть с этой крыши: это подойти и один раз оттолкнуться, потому что вот разбежаться я точно не смогу. Я так и сделал. Это не означает, что я преодолел страх. Кто
Немного она меня раздражала. Я был нормальный советский лицемер. Внутренне, по крайней мере. И я неслучайно решил креститься не в советское время, хотя тоже у меня были ощущения…
— Вы поститесь, кстати?
— Нет, не пощусь. Я ритуалам придаю очень ограниченное значение. О том, что я не пощусь, свидетельствует то, что я пью вино, поэтому вопрос излишний.
— Или лицемерный?
— Когда я это ощутил в себе, что на самом деле меня это не волнует, и я уверяю вас, вот это мне нравится, то, что я всю жизнь как бы считал, что важно сохранить себя, свое мироощущение, уникальность. Господь нас создал всех различными. Встает вопрос: зачем он это сделал? Почему не всех сделал самыми классными? Вот все одинаковые и потрясающие. Почему он этого не сделал? Не знаете случайно?
— Я думаю, ему было бы скучно за нами наблюдать.
— Да нет же… Мир устроен рационально. Он сделал так по одной причине: чтобы одни могли ошибаться, а другие, наблюдая за ошибками, не повторяли этих ошибок, потому что окружающий нас мир не устроен предсказуемым образом. Поэтому должна быть наша реакция на внешние изменения. Если бы все были одинаковые, мы все бы одинаково реагировали на эти изменения. Поэтому в ледниковый период мы все бы вымерли. Поступили бы как все. Непростая штука эмиграция. Да, конечно, такая комфортная, деньги есть, проблемы нет, чем кормить детей. Но это непростая штука. И потрясающе интересная. Узнаешь новые измерения мира. Потому что измерения мира — это измерение себя. Это очень интересно.
— А что вы не открыли русский ресторанчик? Итальянский на улице есть, испанский есть, а русского нет.
— Ресторан — это бизнес. Мне бизнес неинтересен. А вот то, что соприкасается с политикой или какими-то общественными процессами, мне интересно. Я, на самом деле, действительно задумываюсь здесь открыть русский клуб, и ресторан — само по себе. Такую тусовку для тех, кто любит эту культуру, русскую культуру, это, мне кажется, интересно.
— А от вас люди не будут шарахаться? Как на форуме. Как, кстати, себя вели ваши бывшие знакомые?
— Это было очень интересно по поводу форума. Год тому назад форум был. И в этом году. И было существенное отличие для меня в отношении ко мне. Если на прошлом форуме ВИП как бы не шарахался, а весь средний уровень шарахался, в этом году было почти наоборот.
— Любопытно.
— Ви ай пи реально побаивалась. А весь средний уровень просто наперегонки пытался пожать руку, сфотографироваться, что меня еще больше удивило. Как у Кафки практически. Это мне было очень интересно. Потому что недостатка в информации нет, а в ощущениях есть. Вот ощущения были такие, что власть почти проиграла. Такое вот ощущение. Власть почти проиграла. Другое дело, что недолго осталось подождать до декабря, поэтому все вопросы политические будут решены в декабре на парламентских выборах, так же как
— Вы заготовили какой-то секретный сейф? Не секрет, что у вас есть чем пошантажировать власть. Есть такой сейфик, в котором лежат документики?
— Я никогда не буду оперировать никакой информацией, которая называется «компромат». У меня есть значительно более серьезные аргументы, чем компромат. Это то, о чем я говорю давно. Это преступления власти в целом. Кого сейчас волнует — получил Путин взятку или не получил, когда был вице-мэром Питера? Более того, почти никого не волнует даже, участвовал ли Путин в терактах 1999 года. Он санкционировал это? И это не очень волнует. А о чем тогда будем говорить? Спит он с мальчиками или девочками?
— Этим вопросом уже перекормлены все. С девочками — всем это известно.
— И с мальчиками — тоже известно. Кого это волнует? Никого не волнует. Важно совершенно другое. Можно ли объяснить, что не это имеет значение для оценки качества власти. Другое имеет значение
— нарушает она Конституцию или нет? Готова она действительно убивать своих собственных граждан для того, чтобы оставаться у власти, или для того, чтобы ее получать? Это не простая история. Все говорят: а что там Березовский придумал? Что я хочу сказать? Ведь никто не заметил, что мы прошли больше половины пути в раз-
рушении этой власти. Не буду комментировать никак. Прокомментирую в декабре…
— Если я позвоню в декабре, вы про меня вспомните?
— Абсолютно. Более того, главный инструмент для того, чтобы эта власть потеряла контроль над страной, — это она сама. Потому что ни одной ошибки, которую можно было сделать, она не пропустила. Она сделала все ошибки, которые только можно было сделать. Мы, к сожалению, как оппозиция, использовали это, капитализировали, скажем так, не все ошибки власти. Но мы многому научились. И к декабрю месяцу те ошибки, которые власть еще совершит, мы сможем капитализировать таким образом, что власть вынуждена будет уйти в оппозицию…
— Вы поможете совершить эти ошибки?
— Абсолютно! Я это хочу сказать, чтобы не было никаких сомнений. Я ей помогаю их совершать. Я провоцирую ее на ошибки. Это правда. Найдете примеры сами. Откройте хронику текущих событий.
— Вопрос, набивший оскомину, но не спросить просто не имею права. Вы же обещали провести собственное расследование по «Норд-Осту»?
— А я и провожу.
— И что?
— Частично результат уже получен. Когда господин Ковалев, который возглавлял общественную комиссию по расследованию 1999 года и теперь «Норд-Ост», говорит, что мы не можем утверждать, что власть непосредственно участвовала в теракте «Норд-Оста». То же самое он говорит и про 1999 год. Но мы можем сегодня утверждать, что власть врет. Власти есть что скрывать. И по теракту сентября 1999 года, и по «Норд-Осту». Для меня такой человек, как Ковалев, такое серьезное утверждение, это очень ответственное решение. И да, действительно, я не скрываю, у меня есть целая команда людей, которые этим занимаются.
— Когда будут результаты?
— Осенью, к годовщине.
— А с Закаевым вы не брезгуете общаться?
— Не брезгую, а горжусь, что с ним общаюсь. Потому что Закаев
— это… Вот есть монета «ислам», у нее есть две стороны. Одна сторона — это бен Ладен, а другая сторона — это Закаев. Это две противоположности. Вот Закаев — это все лучшее, что есть в исламской культуре. Для меня, во всяком случае. В то время как бен Ладен, которого я не знаю, тот виртуальный образ, который создан, хотя, может быть, окажется совсем иначе, что бен Ладен окажется не