Искусство умирать
Шрифт:
Плачущая девочка взглянула, не переставая рыдать, на стеклянную кабинку, куда вошел неизвестный ей человек. Номер шестьдесят два имела прекрасную память и она помнила, что видела этого человека уже трижды, не считая сегодняшнего дня.
Однажды она слышала, как человека называли «генерал». Сейчас этот человек разговаривал по телефону. Очень противный человек.
Прогулка закончилась. Позвенел сигнал. Девочки, взявшись за руки, вошли в двери и разошлись по ячейкам. К номеру шестьдесят второму подошли дежурный педагог и женщина во врачебном халате. Женщина связала ей руки веревочкой
– Не хочу! – сказала номер шестьдесят второй и надула губки, собираясь снова заплакать.
– Это твой долг, – ответила женщина во врачебном халате.
Номер шестьдесят второй молча согласилась и пошла на веревочке за педагогом.
Генерал Швассман, садясь а автомобиль, снова подумал о возможной ошибке, но так ничего важного и не вспомнил.
Женщину, которая отказалась лететь на Отважном4, звали Еленой. Она вышла из кабинета и увидела удаляющиеся вдоль длинного коридора спины товарищей по экипажу. Товарищей – это слишком сильное слово. Просто коллег. Или сообщников.
Ведь так, кажется, называют тех, кто замышляет убийство?
Елена пошла за ними. Вначале медленно, потом ускоряя шаг.
– Эй, подождите!
Один из них обернулся и все трое замедлили шаг, не останавливаясь.
– Не могли меня подождать?
И она заговорила о чем-то, что касалось полета.
Они шли недолго. Лаборатория располагалась тут же, на территории инкубатора. Здесь же были камеры для питомцев, ожидавших своей очереди. Женщина во врачебном халате заглянула в несколько глазков, выискивая свободную, наконец нашла. Поправила освещение, чтобы не было слишком ярким. Окна здесь не было. Номер шестьдесят второй сидела на постели и молчала. Ей развязали руки, но прицепили ногу цепочкой к крючку. Цепочка была достаточно длинной.
– Помни, это твой долг, – повторила женщина в халате и вышла. За ней вышел и педагог.
– Не хочу! – тихо сказала номер шестьдесят второй и подергала цепочку.
Номер шестьдесят второй была непохожа на остальных детенышей из выводка Швассмана. Прежде всего, она спала по ночам и видела сны. Сны были столь ярки, что, вспоминая, она не всегда могла отделить их от яви. Во-вторых, она чаще плакала и чаще смеялась. А в-третьих, она не любила своих сестричек. Сестрички отвечали ей полным равнодушием. В семь месяцев она начала ходить и говорить. В год была подключена к программе быстрого обучения и справлялась с программой даже лучше других. Сейчас она умела говорить на трех языках и умела читать по слогам. Она знала цифры и четыре арифметических действия. Но больше всего она любила спать.
Спать и видеть сны. Ее сны были более интересными, чем ее дневная жизнь.
Поэтому, когда наставал день, она пересказывала свои сны самой себе, зная, что они все равно забудутся.
Она попробовала заснуть, но не смогла. Мешала новая комната и цепочка на ноге. Она знала, что завтра с ней что-то сделают. Еще она знала, что подчиниться – это ее долг.
51
Анжел вошел, держа собственную голову за волосы.
Кристи закричала и вскочила на стол. Остальные онемели и застыли как парализованные, для компенсации.
– Что это? – наконец спросил
– Вот и я спрашиваю, что? – сказал Анжел и обвел всех гордым взглядом.
Вторая голова, та, которая в руке, тоже выглядела гордой.
– Я думала, что у тебя нет братьев, – сказала Кристи и села, свесив ноги.
– Вот и я так думал, – ответил Анжел.
Они оставили Зонтик и вошли в музей. Это был музей, созданный землянами, видимо давно, еще в ранние годы освоения Бэты (Гессе с удивлением впервые отметил про себя, что настоящее освоение планеты так и не началось) – здесь не было ни одной современной вещи. Зато были вещи совершенно непонятного предназначения. К некоторым предлагались разъяснения. Разъяснения были написаны со вкусом, по-старинному, на бумаге. Но, судя по объяснениям, земляне сами не знали порой, с чем имеют дело.
– Я так понимаю, что это предметы, найденные у тех холмов, изделия древних бэтянцев, или как мне их называть? – сказал Гессе. – Тогда здесь есть и древнее оружие. Я надеюсь, что оно уже не работает.
Рустик что-то рассматривал с озабоченным выражением лица.
– Что там?
– А такую штуку я видел, – сказал Рустик, – причем видел на руке нашего командира. И стрека двигалась – вот что интересно.
Он прочитал разъяснение:
«Предположительно: прибор указывающий на опасность, откуда бы она ни исходила. Надевался на запястье. Надетый на левую руку, мог служить оружием, так как самостоятельно срабатывал в опасных ситуациях и придавал организму дополнительные возможности. Использовал автономный источник энергии. Информация о источнике энергии не обнаружена.»
– У командира такой прибор работал, – закончил он.
– И я видел, как двигалась стрелка, – сказал Штрауб.
Гессе прекрасно помнил не только стрелку, но и щелчки. Он ничего не сказал.
Они побродили среди неизвестных предметов, читая надписи и пробуя что-нибудь включить. Ничто не включалось, лишь одно устройство без надписи прожужжало невеселую мелодию. Мелодия отразилась от стен невеселым игрушечным эхо. На стенах была паутина. Здесь еще водятся пауки, – подумал Гессе, – на Земле их давно нет; не думал, что когда-нибудь увижу настоящую паутину. Потом они нашли прибор цели и снова вспомнили о Орвелле.
– Может, шпион? – глупо спросил Штрауб и Гессе подумал, глуп ли он окончательнно или только по молодости. Вдруг он почувствовал раздражение.
– Не мели чушь. Я знаю историю предметов. Они были найдены на летающем блюдце и Орвелл взял их как сувениры. Он объяснил, что предметы не представляют ценности.
Если он не замолчит, я его убью. Что это со мной?
– Ничего себе, не представляют ценности! С такой штукой я мог бы завоевать весь мир!
– Поэтому командир и не отдал эту штуку тебе.
– Что ты сказал? – спросил Штрауб с угрозой и Гессе ощутил хищную радость.
Рустик оторвался от созерцания зеленого многоулольника.
Штрауб был молод, силен и очень мускулист, хотя и не настолько как Анжел. Да и задор его быстро выдыхался.
– Я сказал, что тебе нельзя доверять ценные вещи, – Гессе увернулся от удара и применил ghbv!! в ослабленном варианте.
Штрауб свалился как мешок. Гессе присел на корточки и подождал пока он прийдет в себя. Раздражение осело и стихло.