Искусство: язык Бога. От античности до авангарда
Шрифт:
«Страшный суд» (1535–1541), написанный Микеланджело по заказу папы Климента VII для Сикстинской капеллы Ватиканского дворца, – грандиозное, ни с чем не сравнимое произведение. Оно ярчайшим образом свидетельствует о том христианстве, которое исповедовали люди Ренессанса. Лучше В. Н. Лазарева я эту фреску не опишу: «Христос, поднявший в грозном жесте правую руку, скорее походит на Зевса Громовержца, чем на христианского Бога. Здесь ангелов не отличишь от святых, грешников от праведников, мужчин от женщин. Всех их увлекает один неумолимый поток движения, все они, извиваясь, корчатся от охватившего их ужаса и страха. Этому движению придан вращательный характер, и у зрителя не остается сомнений, что связками, гроздьями тел управляет какая-то свыше их стоящая сила, которой они не могут противодействовать» [27] .
27
Лазарев В.Н., Гращенков В.Н. Микеланджело. Жизнь. Творчество. М., 1964. С. 82.
Воздействие Микеланджело на современников было огромным, но подражать такому искусству никто не мог. Он сам говорил: «Многих из вас мое искусство сделает дураками!» Действительно, этот темперамент нельзя скопировать. «Он непреодолимо покорял и увлекал за собою всех, но научил немногих; для большинства его влияние было пагубно», – пишет о Микеланджело немецкий историк искусства Вёльфлин. Но, собственно говоря, почему обязательно нужно создавать школы? Кто-то создает школы, как Караваджо или Рембрандт. А кто-то стоит одиноко и становится маяком для последующих поколений, хотя и последующие поколения не смогли ничего подобного создать.
Микеланджело был еще и крупным поэтом. Вот как передает он в одном из сонетов свое представление о Боге:
Кто создал все, Тот сотворил и части —И после выбрал лучшую из них,Чтоб здесь явить нам чудо дел Своих,Достойное Его великой власти…Не меньше «Страшного суда» в Сикстинской капелле знаменита роспись ее потолка. Во-первых, это невероятная по объему работа – трудно представить, что вся она сделана одним человеком, который в результате потерял здоровье. Во-вторых, в изображениях на сводах Сикстинской капеллы отразилась гениальная творческая находка Микеланджело.
Глядя на эти росписи, мы можем убедиться, что великие художники Ренессанса были незаурядными богословами, они не просто выполняли некое поручение от пап или герцогов – они имели свой собственный взгляд на мироздание.
Роспись представляет собой библейскую историю от первых дней творения и состоит из больших композиций: «Создание планет и светил», «Сотворение человека», «Грехопадение», «Потоп» и других. Микеланджело воспользовался учением неоплатоников о постепенном восхождении души к Богу и отобразил процесс сотворения мира в обратном порядке, то есть показал, как душа исходит от Бога (творение), покидает рай (грехопадение) и потом ищет, как обрести дорогу к Богу (пророки и сивиллы). Человек начинает искать смысл своего существования, утратив связь с Богом, и в этом поиске он заново обретает себя, восстанавливает эту связь, как бы заново рождается. Конец становится началом. Не случайно самые первые сцены творения на потолке смыкаются со сценой Страшного суда на восточной стене. Само расположение сцены Страшного суда не на западной стене, как это было принято, а на восточной о многом говорит. Страшный суд – это завершающий аккорд мировой истории, но он же и преддверие нового мира, грядущего Царства Божия.
Мы уже говорили о мучительных позах микеланджеловских скульптур. Вот, например, его гробница Медичи (1520–1534) в Сан-Лоренцо во Флоренции («День и ночь» с фигурой Джулиано Медичи, «Утро и вечер» с фигурой Лоренцо Медичи) – Микеланджело отразил здесь трагедию своего города, своей страны, которую пришлось пережить и ему: войны, раздоры, разграбление протестантами католических святынь. Художник тяжело пережил разгром Флоренции и был вынужден бежать.
Фигуры олицетворений Дня и Ночи, Утра и Вечера лежат в невероятно неудобных позах. Могучие тела как будто скатываются с саркофагов, сразу возникает желание их поддержать. Эти изломанные позы – предощущение барокко. А скульптуры обоих Медичи совершенно лишены всякого портретного сходства, оно абсолютно не интересовало автора. Обратите внимание, это тоже одна из особенностей портретного языка эпохи Ренессанса: важно не внешнее сходство, а то, что это почти античный герой, воин, государственный деятель. Скульптура выражает внутреннее состояние человека.
Скульптурные эскизы для гробницы папы Юлия II (1505–1545) полны пессимизма, но одновременно в них видна усиливающаяся религиозность. В этих скульптурах поражают усталость, меланхолия, тревога, граничащая с отчаянием. Микеланджело выражает в скульптурных образах свою муку, и весь этот ансамбль – противостояние жизни и смерти. Фигуры помещены в тесные ниши, как будто стиснуты ими. Ощущается состояние неполноценности, надломленности, несмотря на телесную мощь. Свое внутреннее состояние художник спрятать не мог.
Самое трогательное и трагическое произведение Микеланджело – «Пьета» (1498–1500). Эта скульптура находится в соборе святого Петра – он огромен, в нем всё «слишком». Такое отсутствие чувства меры было свойственно людям Средневековья и даже Раннего Ренессанса. Собор святого Петра – это чрезмерное выражение любви к Богу и Его благочестивого почитания. Внутреннее пространство, купол – все чересчур огромно, и вот в этом громадном соборе стоит маленькая скульптурная группа, фигуры в натуральный размер. Там этот контраст особенно поражает. Вот юная прекрасная Мать и на коленях у Нее бездыханное тело Сына, тоже молодого и прекрасного. Ты видишь – это же самое главное событие всей нашей жизни: снятие с Креста, оплакивание Иисуса Христа, нашего Господа! При этом необыкновенно трогательна скорбь юной Матери. Фигуры образуют пирамиду, устойчивую и законченную, несмотря на то что заметны и черты, не свойственные Ренессансу, – необычайно сильный ракурс головы, вывернутое плечо, некоторая асимметрия, большое внутреннее напряжение.
Здесь, в этом произведении, мастер как бы прощается с жизнью. Эта скульптура свидетельствует об особом отношении людей Возрождения к смерти: если в Средние века об умершем говорили: «Он умер – стал беспечален», то в эпоху Ренессанса о нем скажут: «Его настиг злой рок».
Вот как о «Пьете» пишет В. Н. Лазарев: «Мария, держащая на коленях мертвого Христа, изображена здесь не по летам молодой. Ее прекрасное лицо дышит скорбью, но в нем нет и тени отчаяния. Гибель сына она воспринимает как осуществление предначертанного судьбой. И горе ее столь безмерно и велико, что оно перерастает из личного горя в горе всего человечества. С необычайным искусством объединил Микеланджело две перекрещивающихся фигуры в неразрывную группу, сумев так скомпоновать фигуру Христа, что она не выходит за пределы замкнутого силуэта, обладающего большой пластической выразительностью. Хитон и плащ Марии, ложащиеся красивыми складками, оттеняют наготу беспомощного, хрупкого, тонкого тела Христа» [28] .
28
Лазарев В. К., Гращенков В. Н. Указ. соч. С. 18.
В конце жизни земная красота утратила для Микеланджело то значение, которое он придавал ей в молодые годы. «Поздно, – как он сам писал, – начинает душа любить то, что не видит глаз». Не видит глаз, понимаете! Он понял к концу жизни, что главное – это то, что скрыто от нас, от нашего глаза, а вовсе не то, что лежит на поверхности. Новый поворот к духовности привел Микеланджело к поиску нового художественного языка. Теперь уже не живопись и скульптура, а быстрый рисунок, графика могли справиться с теми новыми задачами, которые он себе ставил.
Последние годы жизни Микеланджело – это годы утраты надежды, потери друзей, близких, полное одиночество. Умер художник в Риме в возрасте 89 лет. И погребен в родном городе в церкви Санта-Кроче.
Закончить о Микеланджело хочется его же собственным сонетом.
И высочайший гений не прибавитЕдиной мысли к тем, что мрамор самТаит в избытке, – и лишь это намРука, послушная рассудку, явит.Отрадней спать, отрадно камнем быть.О, в этот век, унылый и постыдный,Не знать, не чувствовать – удел завидный.Прошу, не смей меня будить.Хочу хотеть того, что не хочу.Но отделен огонь от сердца льдиной,Он слаб; чертой не сходно ни единойПеро с писаньем: лгу – но не молчу,Казнюсь, Господь, что словом ввысь лечу,А сердцем пуст; ищу душой повинной,Где в сердце вход, куда влилось стремнинойВ него добро, да гордость отмечу.Казнюсь, Господь, что словом ввысь лечу,А сердцем пуст; ищу душой повинной,Где в сердце вход, куда влилось стремнинойВ него добро, да гордость отмечу.