Исландская карта. Русский аркан
Шрифт:
— Аграфена Коровкина, — назвалась Катенька. — А за что — не знаю.
— Груня, значит. Сама-то откуда?
— Из Пензенской губернии. В Москву приехала место искать.
— Врешь, — безжалостно определила новая знакомая. — не умеешь врать, а таки врешь. Глупо. Погляди на себя, какая ты Груня! Да и разговор выдает. Ну, дело твое. А я Софья Лейбовна Блювштейн. Или, если хочешь, зови меня Шейндлей-Сурой, мне без разницы.
«Еврейка, — поняла великая княжна, чуточку успокоившись. — Ну и типаж, однако. Кто она — мошенница? Содержательница притона? Похитительница драгоценностей? Вот и отменяй ради таких черту оседлости…»
Последней мысли Катенька устыдилась и постаралась ее забыть.
Она не ответила. Еще помолчали. Великая княжна чувствовала, как Софья (или Шейндля?) разглядывает ее без особых церемоний. А когда затянувшееся молчание стало невыносимым, вдруг странно и дико прозвучал вопрос новой знакомой:
— Выйти отсюда хочешь?
— Конечно. — Вздрогнув от неожиданности, Катенька взяла себя в руки. — То есть хотела бы… но как?
— Глупая. Это совсем просто. Ты, что ли, никогда в полицейской части не сидела?
— Не сидела, — призналась Катенька.
— Оно и видно. Ну да ты не морщись, это дело житейское. Может, для тебя и лучше, что не сидела. Ладно, объясню. Гляди сюда. Тебя вчера взяли, верно?
— Да, и не знаю за что…
— Помолчи-ка. Я знаю. Подвернулась под руку, вот и взяли. Вполне себе уважительная причина. Хитров рынок полиция вчера громила. А! Шуму много, а толку, как всегда, не будет.
— Это почему? — неожиданно для себя вступилась за полицию Катенька.
— По кочану. Ты меня слушай, уж я нашу полицию со всех сторон знаю. Им что главное? Откозырять: задержали, мол, стольких-то. Им: молодцы! Они: рады стараться! Девять из десяти взяты ни за что и будут отпущены на волю, но кому это интересно? Но тебя не выпустят, не надейся.
— Отчего же? — взволновалась Катенька.
— Раз вчера не выпустили, значит, с тобой все не так просто, — пояснила новая знакомая. — Ты не из уголовных, я вижу. Может, любовника прирезала, а? Нет? Да ты не стесняйся, я не выдам. Все равно нет? И не политическая? Ну и ладно, всякое бывает. Мне без разницы. Может, твои приметы на чьи-то похожи или пашпорт не в порядке. Разберутся — выпустят… не сразу, понятно. Хотя иные, бывает, на каторгу идут за чужие дела, так-то…
Катенька вздрогнула.
— На каторгу?
— А куда ж еще? Разве что на поселение, кому повезет. А совсем не повезет, так и на эшафот — два столба, одна перекладина… Деньги-то есть?
— Что?
— Деньги на адвоката есть, спрашиваю?
— Деньги? Есть.
Екатерина Константиновна понятия не имела, сколько денег нужно на защиту в суде. Да и как их теперь получить, когда они оставлены на квартире?
А если квартиру обворуют, пока она сидит в тюрьме?..
Великая княжна вздохнула. Положение казалось тяжким, впереди сгущались грозовые тучи, и ни единого просвета.
— Это славно, когда можно пригласить хорошего адвоката, — выждав небольшое время, с непонятным значением заговорила новая знакомая. — Очень даже замечательно. Могу поспособствовать найти хорошего, такого, что грязной водой дочиста отмывает. Недорого возьму. Надо? Нет? А можно сделать проще, но дороже станет. Хочешь уже сегодня выйти отсюда, а?..
— Как это? — оторопела Катенька.
— Очень просто, глупая. Вызывают меня, Софью Блювштейн. Вместо меня выходишь ты. Свежего дела на мне никакого нет, так что меня, то есть тебя, отпускают восвояси, понятно?
— Но как же…
— Тьфу, тугоумная! Дежурство в части длится сутки, смена в девять утра. Те архаровцы, что тебя вчера сажали, через полчаса по домам разойдутся — на перинах отсыпаться. Новая смена нас с тобой еще и в глаза не видывала. Теперь следователи. Эти ходят на службу каждый день. Тебя вчера на допрос водили?
— Нет. Только к дежурному офицеру.
— Ну и прекрасно! Видишь, как все чудно складывается! Никто не знает нас в лицо. Значит, как вызовут Софью Блювштейн, выйдешь ты вместо меня, это раз. Что отвечать следователю, я тебя научу, это два. Да следователя еще, может, и не будет, я же говорю: свежего дела на мне таки нет. Это три. Ну, может, бумагу какую дадут подписать… насчет сто первой версты или еще чего. Подписывай. Ничего не бойся. Если увидишь, что я тебя обманываю, просто назови себя — и дело с концом. Задний ход дать успеешь, и ничем он тебе не грозит. Может, посекут слегка, но и только…
— Как… посекут?..
— Розгой. Ты не перебивай, ты слушай. Окажешься на воле — сходишь по одному адресу, отнесешь деньги. Три тысячи рублей. Адрес и слова, какие нужно сказать, выучишь наизусть. Это четыре. Там же и помогут с новой ксивой…
— С чем? — робко пискнула Катенька.
— С пашпортом. Твой-то пашпорт останется в полиции, а жить совсем без ксивы в России таки не рекомендуется. Не тушуйся, пашпорт тебе сделают лучше настоящего и недорого возьмут. Это пять. Понятно?
— Понятно. Но… три тысячи?
— А сколько же ты хотела, голуба моя, за свободу? Три копейки? Все имеет свою цену. Тебе свобода, мне неудобство… За эти деньги я обещаю три дня выдавать себя за… как тебя?.. за Аграфену Дормидонтовну Коровкину. По тысяче за сутки. За трое суток можно унести ноги на край света. Что, дорого прошу? Так я же не настаиваю. Не согласна — сиди тут, клопов корми.
— Согласна! — воскликнула великая княжна. — Однако…
— Что «однако»? — догадливо ухмыльнулась новая знакомая. — Думаешь, с чего это я тебе поверила, а? Вдруг взяла да поверила на слово, да? Ну признайся: думаешь? А нечего тут думать. Я в людях не ошибаюсь. Ты меня не обманешь. Полицию обманешь, а меня нет. Я с тебя слово возьму, а ты его сдержишь. Верно?