Исландский рыбак

Лоти Пьер

Нет, она никогда не отважится, какое бесстыдство, лучше мучиться ожиданием и умереть от тоски, чем пойти на такое. Она немного отступила в глубь комнаты с намерением сесть работать.

Но тут же остановилась в растерянности, вспомнив, что завтра рыбаки уходят к Исландии и это единственная возможность увидеться с ним. Упустишь ее – и придется опять месяцами томиться от одиночества и ждать, мучиться, терять еще целое лето своей жизни…

Дверь внизу отворилась: Янн вышел! Внезапно решившись, она сбежала по лестнице и, дрожа, остановилась перед ним как вкопанная.

– Месье Янн, я бы хотела поговорить с вами.

– Со мной… мадемуазель Го?.. – тихо произнес он, поднеся руку к шапке.

Он смотрел на нее своими живыми, но какими-то дикими глазами, откинув назад голову; на суровом лице читалось недоумение, словно он не знал, останавливаться ему или нет. Выставив ногу вперед, всякую минуту готовый уйти, он прижимался широкими плечами к стене узкого коридора, как бы отдаляясь от девушки.

Похолодев, Го уже не находила слов, которые приготовилась сказать: она не предвидела, что он может нанести ей такую обиду – пройти мимо, не выслушав…

– Неужели наш дом внушает вам страх, месье Янн? – спросила она каким-то сухим и странным голосом, которым вовсе не хотела говорить.

Он, отведя глаза, смотрел на улицу. Щеки его покраснели, ноздри, как у быка, раздувались при дыхании. Го попыталась продолжить:

– В ту праздничную ночь вы сказали мне «до свидания», сказали так, как не говорят человеку, который тебе безразличен… Значит, месье Янн, у вас скверная память… Что я вам сделала плохого?..

Холодный западный ветер, врывавшийся с улицы, яростно хлопал дверью, шевелил волосы Янна, крылья на чепце Го. Малоподходящее место для серьезных разговоров. После нескольких фраз у девушки перехватило горло, и она замолчала; голова кружилась, мысли разом исчезли. Они подошли к двери, он все время стремился уйти.

Снаружи шумел ветер, небо было мрачным. Проникавший через открытую дверь белесый печальный свет падал на их лица. Соседка напротив не скрывала своего любопытства: «О чем это они там говорят? И вид у обоих такой смущенный… Что происходит у этих Мевелей?»

– Нет, мадемуазель Го, – заговорил он наконец, ускользая от нее с ловкостью дикого зверя, – я слышал, про нас уже ходят разговоры… Нет, мадемуазель Го… Вы богаты, мы не ровня друг другу. Я не тот парень, который должен прийти к вам в дом…

Он ушел…

Все кончено, навсегда кончено. Она так ничего и не сказала, что хотела сказать, и добилась лишь того, что сделалась бесстыдницей в его глазах… Ну что он за человек, этот Янн, с его пренебрежением к девушкам, к деньгам, ко всему?!.

Она стояла, словно пригвожденная, и все кружилось у нее перед глазами…

И вдруг мысль молнией пронзила ее: приятели Янна, рыбаки, наверное, поджидают его на площади! Что, если он расскажет им все, посмеется над ней – она не вынесет этого! Го быстро поднялась к себе, прильнула к занавескам…

Перед домом действительно стояла группа мужчин. Они смотрели на все более мрачневшее небо и строили догадки о погоде.

«Это шквал, дождь быстро кончится, а пока пойдем пропустим по стаканчику», – услышала она.

Они принялись громко судачить и подсмеиваться над Жанни Карофф и другими местными красотками, но никто из рыбаков не взглянул на ее окно.

Все были веселы, кроме Янна, он не участвовал в разговоре, не смеялся, был серьезен и печален. Вместо того чтобы пойти в трактир, он, забыв про товарищей и не обращая внимания на начавшийся дождь, медленно пересек площадь и, поглощенный своими мыслями, побрел в сторону Плубазланека…

В ту же минуту она простила ему все, и горькая досада сменилась огромной нежностью.

Го села, обхватив голову руками. Что же теперь делать?

О, если бы он мог послушать ее хотя бы минуту, если бы мог прийти сюда, в эту комнату, чтобы спокойно поговорить, – все, быть может, еще объяснилось бы.

Она любила его так сильно, что решилась бы сама признаться первой. Она бы сказала: «Вас влекло ко мне, когда мне ничего от вас не было нужно; теперь, если я вам нужна, я ваша всей душой. Смотрите, я не боюсь стать женой рыбака, хотя среди пемпольских парней могу выбрать в мужья любого. Но я люблю вас, поскольку, несмотря ни на что, считаю вас лучшим из всех. У меня есть немного средств, я знаю, что хороша собой, и, хоть и жила в городах, я девушка скромная и никогда не делала ничего дурного. Если я так вас люблю, почему бы вам не взять меня в жены?»

…Но все это никогда не будет сказано, разве только в мечтах, – слишком поздно. Попытаться еще раз поговорить с ним… О нет! Что он о ней подумает?.. Лучше умереть.

А завтра все они уходят в море.

Одна в своей красивой комнате, залитой белесым светом февральского дня, она сидела на стуле возле стены, и ей казалось, что мир вокруг рушится, настоящее и будущее исчезают в мрачной, страшной пустоте.

Как бы она хотела расстаться с жизнью, мирно лежать под каким-нибудь камнем и не страдать больше… Но, истинная правда, она простила его, и ни единой капли ненависти не примешалось к ее безнадежной любви…

Море, хмурое, серое море.

Минул день с того часа, как Янн медленно побрел по большой непроложенной дороге, каждое лето уводящей рыбаков к Исландии.

Накануне в порту звучали старые церковные гимны, дул южный ветер, и корабли с поднятыми парусами разлетелись по морю, точно чайки.

Потом ветер немного ослаб, корабли замедлили ход, полосы тумана плыли над самой водой.

Янн был молчаливей, чем обычно, сетовал на отсутствие ветра и, казалось, испытывал потребность что-то делать, чтобы изгнать из головы навязчивую мысль. Но делать было нечего, кроме как тихо скользить по безмятежному морю, вдыхать воздух и просто жить. Вглядываясь в даль, моряки видели лишь густой туман, напрягая слух, они слышали лишь безмолвие.

…Вдруг раздался глухой шум, едва уловимый и непривычный; он доносился откуда-то снизу и сопровождался ощущением того, что днище корабля ползет по чему-то твердому, словно колеса автомашины по асфальту, когда жмут на тормоза. «Мария» остановилась…

Сели на мель!!! Где? Что за мель? Должно быть, какая-нибудь банка [32] у английских берегов. Со вчерашнего вечера из-за плотной завесы тумана не видно ни зги.

Моряки бегали, суетились, их возбуждение странно контрастировало с внезапным спокойствием, неподвижностью корабля. Вот так дело! «Мария» встала – и ни с места. Посреди огромного текучего пространства, которое в эту мягкую теплую погоду, казалось, совсем не имело плотности, корабль был схвачен чем-то крепким и незыблемым, что скрывалось под водой. Судно стояло прочно, и ему, наверное, могла грозить гибель.

32

Банка – опасная для судоходства отмель; участок морского дна, глубина над которым значительно уступает общей глубине моря в данном районе.