Испанский садовник

Кронин Арчибальд Джозеф

Брэнд тяжело опустился во вращающееся кресло и, достав платок, вытер пот со лба. Несколько минут он смотрел прямо перед собой, не выпуская из руки квадрат батиста. Физическое истощение принесло ему некоторую передышку, тем не менее, он злился на себя за бессмысленную авантюру и был необъяснимо подавлен. Наконец он встряхнулся и, расправив плечи, резко позвонил. Тут же возник Элвин. Консул, почти одеревенев в кресле, с интересом воззрился на своего помощника.

— Итак, — произнес Брэнд. — В чем дело?

Манера

шефа усилила волнение молодого Деккера.

— Прошу прощения, сэр. Я, правда, не хотел вас беспокоить. Но дело в том, что я получил письмо из агентства.

— Какое еще агентство?

— Агентство по найму прислуги, — ответил Элвин. — Уверяю вас, сэр, я сделал все, что мог… Я обратился в лучшее агентство в Мадриде. Я так хотел вам угодить, но у меня нет опыта в таких делах…

— Не будете ли вы так любезны объяснить, наконец, о чем вы толкуете?

Элвин облизнул пересохшие губы.

— Ваш дворецкий, сэр… Гарсиа… Которого я для вас нанял. У него были лучшие рекомендации, а теперь глава агентства пишет мне конфиденциально, что велика вероятность, что они фальшивые. Еще он пишет, что власти ищут одного человека… по имени Родериго Эспантаго… В агентстве думают, что это может быть Гарсиа. Он разыскивается за разбойное ограбление и за дезертирство из армии. Он сбежал из приюта для душевнобольных преступников, где находился под наблюдением…

Сохранив на лице безликую властную маску, Брэнд испытал внезапный шок. Он ожидал, что ему доложат о мелких формальных нестыковках, которые обычно ставили в тупик скрупулезный ум Элвина. Но такое… Это было нечто невероятное, невообразимое.

— Покажите мне письмо, — прервал Брэнд затянувшуюся паузу.

Дважды прочитав поданный Деккером листок, он некоторое время был погружен в тяжкие размышления, затем медленно поднял глаза на помощника:

— Здесь нет ничего определенного. Они не приводят никаких доказательств.

— Да, сэр, — серьезно согласился Элвин. — Но всё это крайне подозрительно. Я рассказал Кэрол, и она очень расстроилась… Она просила немедленно пойти к вам. Не кажется ли вам, что при данных обстоятельствах, вы должны принять некоторые меры?

Бледные губы Харрингтона Брэнда скривились.

— Вы… с вашей уважаемой супругой… собираетесь учить меня, как поступить?

— Что вы, сэр! — вспыхнул Элвин. — Но этот… этот тип, похоже, очень опасен. А поскольку он ваш дворецкий…

Консула снова ощутил укол. Он холодно ответил:

— Гарсиа работает у меня уже несколько месяцев. Я имел возможность достаточно хорошо его изучить. Скажу прямо — никогда у меня не было слуги лучше и вернее, чем он. Это письмо не внушает мне доверия. Наверняка, подобное было разослано всем клиентам агентства.

— Неужели вы не наведете справки, сэр? — воскликнул Элвин, преодолев застенчивость. — Я чувствую свою ответственность.

— Можете быть уверены, что я сделаю именно то, что нужно. — Щека консула насмешливо дернулась. — Только бы избавить вас от бремени тревоги. — Аккуратно сложив письмо, он положил его в жилетный

карман. — Разумеется, вы никому ничего об этом письме не скажете. Любое нарушение конфиденциальности я буду рассматривать самым серьезным образом.

— Да, сэр, — глухо ответил Элвин, бросив на начальника странный взгляд. — Можете на меня положиться.

— Будем надеяться, — страдальчески произнес Брэнд. Он встал, надел шляпу и подошел к двери, постоял, о чем-то раздумывая, затем вышел, и его тяжелые шаги глухо простучали по деревянной лестнице.

Глава 19

Ранее в тот же день Николас, охваченный тоской, лежал одетым в своей комнате. Разлука с Хосе была невыносима. Неужели он ничего не может сделать, чтобы положить ей конец?

Он знал, что профессор Галеви уехал, избавив его, наконец, от расспросов, которые, хоть мальчик и не понимал их цели, всегда окрашивали его щеки стыдливым румянцем. Гарсиа тоже уехал — повез профессора в Барселону, а Магдалена, замкнутая и неприступная как никогда, не выходила из своей комнаты.

От этой мертвой тишины мальчика охватило оцепенение, но она же и понудила его к действию. Он вышел в сад, казавшийся пустым и безжизненным, и после минутных колебаний решительно двинулся по прибрежной дороге в город. Ему необходимо было пройтись, поразмяться, а кроме того, в глубине его души зрела некая цель.

Было невыносимо жарко, грязно-оранжевое солнце палило немилосердно, и путь, по которому он никогда раньше не ходил, показался бесконечным. Дойдя до Сан-Хорхе, почти выбившись из сил, он остановился в нерешительности. Пыльная пустая площадь лежала, подобно тяжело дышащей собаке дома казались слепыми из-за закрытых на день ставень, в узких улочках затаились тени.

Лишившийся храбрости, но не сломленный, Николас решительно продолжил путь — через площадь к казармам, в которых находилась тюрьма. Но, увы, здесь он снова застыл на месте, увидев неприступного вида здание, чьи низкие стены с амбразурами охраняли башни-близнецы с массивной аркой и ржавой опускной решеткой. От глухого фасада и мрачности доступного взору двора этой старой городской крепости веяло таким холодом, такую большую крылатую тень бросал на нее парящий в небе стервятник, что сердце мальчика упало. Его наивная мысль найти лазейку, через которую можно было бы поговорить с другом, угасла.

Некоторое время он бродил поодаль в надежде, что ему на помощь придет счастливый случай. Но ничего не происходило, совсем ничего — словно за этой решеткой и каменными стенами не было ничего живого. Охваченный внезапным приступом страха, Николас бросился бежать.

Его настороженность сменилась отчаянным ужасом, в его воображении башни за спиной тянули длинные руки, пытаясь его схватить. Убегая от страха, куда глаза глядят, он заблудился в лабиринте кривых улочек; мужчина в черной шляпе что-то крикнул ему вслед, и он чуть не упал, налетев на старуху-водоноску, лежащую на тротуаре рядом со своим глиняным кувшином.