Испанский сон
Шрифт:
— Видишь ли, — принялся объяснять Филипп, все еще надеясь на маленькое чудо, — я как-то не могу изменять жене, когда она здесь. А так она была бы с ребенком, счастлива… ей было бы не до меня…
— Но зачем спектакль-то?
— Если б я прямо предложил ей ехать одной, она бы решила, что у меня снова проблемы.
— Возможно, они и есть, — хмыкнул Вальд. — Неужели ты думаешь, что она теперь поверит каким-то моим объяснениям?
Филипп потерял надежду.
— Ну, не звони… Ты просто спросил, что происходит. Я сказал. Тогда ты спросил, что можешь сделать.
— М-да. Выходит, я разве что
Филипп подумал. Все было плохо. Плохо оставлять Ану одну… да кстати, и Вальда тоже. Ему пришло в голову, что звонок мог быть психологической атакой. Если так, кто-то должен держать их в поле зрения. Кто-то наблюдал за его визитом к Эскуратову… может быть, за сценой в аэропорту… Кто-то может быть доволен.
Может, прямо сейчас рассказать о звонке? Он вздохнул, представив себе, что начнется после этого. Опять Эскуратов… Цыпленок, господин Ли… О работе на пару недель можно забыть… дома кошмар… на выходе — очередная служба безопасности. От прежних удавалось избавиться малой кровью. А теперь?
Жду сутки, решил Филипп. Это неправильно, невыносимо; если Эскуратов не скажет ничего конкретного, рассказываю о звонке.
Он не доел. Встал, суховато попрощался, сослался на головную боль (которая, похоже, действительно начиналась), пошел к себе. Сделал пару звонков. Принял таблетку. Вызвал машину — задрипанную «газель» общего пользования, в которой он предпочитал ездить на объект.
Хорошо бы встретиться невзначай с Эскуратовым. Специально нельзя… несолидно… а невзначай — почему бы и нет. Состроить маленькую диверсию, что ли… ну, не диверсию — просто узелок небольших проблем… узелок, который должен будет развязывать Эскуратов…
Мокрый снег хлюпал под шинами и стучал по днищу. Занятый мыслями, Филипп даже не заметил, что «газелью» управляет неизвестный ему человек. Он обратил на это внимание только когда машина свернула с трассы и остановилась в глухом, незнакомом дворе. Дверца «газели» открылась; двое качков в коже взяли Филиппа под руки, пока он спускался на землю, и продолжали крепко держать, когда он оказался на земле. Его руки завели за спину, и он услышал и почувствовал, как на запястьях защелкиваются браслеты. Ступени, мелькнуло в голове… бесконечные ступени, ведущие вниз…
Двое подвели Филиппа к «волге», стоявшей рядом. Крышка багажника открылась перед ним. Он дернулся и сразу же ощутимо получил по шее. Ему ничего не оставалось, как послушно выполнять чью-то волю. Он перелез через борт багажника. Он содрогнулся, вообразив предстоящую свою позу с браслетами за спиной. Он подумал, не стоит ли попросить хотя бы перемкнуть браслеты, и решил, что не стоит. Его повалили, причинив резкую боль суставам, и крышка багажника захлопнулась над ним.
Через пару часов, избитый, лишенный сигарет, документов, телефона и всего прочего, что было при нем, он трясся от холода в подвале какого-то деревенского дома. Наручники сняли. Он испытывал теперь не столько страх, сколько злобу — и, конечно, страшно хотелось курить, и вдобавок было очень, очень холодно.
Филипп понимал, что его могли избить значительно сильней; вероятно, все происшедшее было как бы для острастки. Первый раз в жизни с ним так обошлись. Никогда его не возили в багажнике, тем более с наручниками за спиной; кажется, на него вообще никогда не надевали наручников. Он не сомневался, что это связано со звонком — какое-либо совпадение было слишком невероятным.
Значит, Эскуратов не успел. Или не захотел. Или… нет, слишком много гипотез; да и зачем они, если через какое-то время его выволокут наверх и поставят перед конкретным вопросом. Забавно, подумал он; Зайке даже не придет в голову звонить в милицию — решит небось, что я укрываюсь где-нибудь от ее гнева. Может, в том-то и был смысл звонка, чтобы я ее сплавил? Тогда почему не взялись за Вальда вместо меня? Зараза, как холодно! разве так положено — морить холодом? Новый такой прием?
Сейчас, по идее, заставят звонить. И что я должен сказать? Вальд, плати? Но я бы на месте Вальда не стал платить, а устроил бы разборку. Впрочем, какую разборку, если он не знает о звонке? Может, как раз сейчас ему и звонят? Уж наверно он мне намекнет, звонили ему или нет. А если не звонили? Нужно ли вообще вспоминать о звонке? Разве можно вообразить, чтобы человека запихивали в багажник, не пытаясь вначале получить свое по-хорошему? Я не должен звонить… то есть, позвонят-то они, а я не должен разговаривать с Вальдом; должен требовать встречи с их главными…
Видимо, они хотят, чтобы Вальд встречался с их главными, догадался Филипп; я лишь доказательство серьезности намерений. Ну конечно: позвонили, предупредили… я их не принял всерьез… теперь давай-ка, Вальдемар Эдуардович, обсудим вопросик. Но это же долго. Что — все время так и буду здесь сидеть?
Вряд ли время в таких случаях на похитителей. Если с другого боку… откуда взялся новый шофер? Так просто, что ли, взять и сменить шофера? Неужели не было более легкого способа меня украсть? Ерунда. А что, если они и не хотели более легкого? Смотри, *ов, что мы можем. Мы можем все! Мы уже внедрили своих людей в твою фирму. Зря, зря ты не поверил старшему хакеру! он и впрямь увидел нечто, над чем тебе стоило бы задуматься. Думай быстрее, *ов, объясняй своему партнеру, что мы не хухры-мухры, что собрались не шутки шутить.
Ну и ладно. И буду сидеть. Подумаешь, холодно. Небось герои-комсомольцы не то терпели. Да что комсомольцы… вон сколько народу в чеченском плену… Во всяком случае, холод бодрит. И это лучше, чем паяльная лампа… или просто паяльник… или даже утюг… Правильно я понимаю — если меня увезли, значит, Зайка уже как бы избавлена? Вот бы знать! Вот бы знать…
— Вальд, привет. Это я, Аня.
— Вот удивительно. Я как раз тебя набирал.
— А интересно, зачем?
— А ты зачем?
— Но я же первая спросила.
— Зато ты же и позвонила; если бы я не сказал тебе, что я тебя набирал, ты бы просто изложила мне дело.
— Хитрый ты. Дело!.. Банальные заботы скандальной жены. Или, если хочешь, ревнивой… я просто хотела удостовериться, что мой благоверный в порядке… поскольку его сотовый молчит.
— Ну да, — сказал Вальд, соображая. — Что ты имеешь в виду под словом «в порядке»?
— Если он в объятиях какой-нибудь утешительницы, ты все равно мне не скажешь, верно?