Испанский сон
Шрифт:
— У меня только метрика… вот…
— Давайте сюда.
Она протянула ему документ и спросила:
— Корней Петрович… скажите, сколько это будет стоить?
Он довольно-таки ехидно улыбнулся.
— Вернемся к этому вопросу позже.
— Но я хочу знать, хватит ли…
— Я сказал, вернемся позже. А сейчас — краткий анализ. Слушай внимательно. Твой случай — сплошной беспредел, никаким законом здесь и не пахнет. Если ты рассказала мне все точно и полностью, то твоего Отца не за что даже задерживать. Это раз.
— Как? — удивилась она. — А растление… связь с родственниками…
— Растление, — пренебрежительно повторил он. — Закону такой термин неизвестен. Все эти мутные формулы про несовершеннолетних, про членов семьи — сплошной бред и рассчитан на идиотов. Есть одна статейка… но она сюда как бы не клеится… О’кей; в конце концов, это лишь задержание; допустим, оно было сделано для острастки, в воспитательных целях. Однако же, участковый не вправе проводить следственных действий, а по-твоему так он дважды собирался тебя допрашивать. Правда, не допросил… но, например, упоминал показания свидетелей… В общем, поведение участкового на первый взгляд… на мойпервый взгляд, — поправился он, — нелепо. Это два, заметь. Наконец, если даже этот не очень понятный пока Семенов и мнит себя то ли шерифом округа, то ли полицией нравов, все равно районная прокуратура не могла идти у него на поводу и выдавать ордер на арест по указанному основанию. Это три. Вывод?
— Отца должны освободить? — предположила она.
Корней Петрович медленно покачал головой. Он взял со стола очень красивую зажигалку, раскрыл ее и, перевернув над трубочкой, извлек из зажигалки бледно-голубой конус пламени, сопровождаемый шипящим звуком. Ей не доводилось видеть таких зажигалок даже по телевизору. Он раскурил трубочку от этого перевернутого шипящего пламени и поднял взгляд на нее.
— Не так-то просто. Рассмотрим два варианта. Первый: Семенов наврал тебе про сизо. Никакого сизо нет, и Отец так и содержится в участке. Трое суток истекают через несколько часов, а потому сегодня вечером Отца обязаны отпустить. Про сизо Семенов сказал тебе все для той же острастки, а может, просто из вредности — в общем, чтобы повернее вы с Отцом уехали из деревни. Для этого же — издевательство с объяснением. Тогда да, твой вывод правильный; я вам не нужен; сегодня Отец вернется домой, и человеческий мой вам совет — побыстрей укладывать чемоданы.
Она вдруг подумала, что первый раз в жизни разговаривает с человеком — не Отцом — без утайки. Это было странно. Это было против Завета: она верилаему. Он говорил сочувственно, он понимал ее, а она так нуждалась в понимании. Она так устала таиться. Она желала довериться ему, раскрыться перед ним. То есть — согрешить, нарушить Завет. Нарушение же Завета — она уже убедилась на горьком опыте — к добру не ведет, а лишь к позору и погибели. Значит — нельзя?
Но ведь дело было не только в ее желании довериться. Она бы справилась с этим желанием; в конце концов, оно было значительно слабее жажды ласки, охватывающей ее по вечерам. Дело было в Цели, в необходимости освободить Отца. Похоже, что Корней Петрович действительно мог помочь ей. Но не лукавство ли это? Не змей ли нашептал его приятными устами: «Я единственный, кто тебе поможет»? Откуда знать? У нее не было выхода, кроме как доверяться. Печально…
Нарушив Завет, она была вынуждена нарушать Его снова и снова. Это была кара за грех. Но не только. Это могло быть указанием на тщетность ее усилий, недостижимость Цели. Погибель, если так; но она должна, обязана была пытаться, даже воздвигнувши Цель над Заветом — до той поры, пока Цель не выполнена. Два дня назад, в темном погребе, в опоганенном платье, она назначила Завет средством. Все правильно. Цель выше средства, даже если средство — Завет. Это не было новым грехом; она должна была довериться этому человеку.
— Возможно, впрочем, — продолжал между тем Корней Петрович, по всей вероятности не замечая работы ее мятущейся мысли, — что Семенов сегодня не отпустит Отца — просто нарушит закон, задержит Его в КПЗ дольше положенного. В этом случае уже наше дело обратиться в прокуратуру; здесь я вам слуга и помощник, случай этот очень прост и ведет все к тому же правильно указанному тобой финалу, то есть к освобождению Отца.
Он попыхтел своей трубочкой, немного подумал и заметил:
— Данный подвариант я бы лучше не принимал всерьез, так как единственным основанием для него явилось бы служебное несоответствие Семенова. То есть, например, что он идиот, неуравновешенный человек, а может, попросту лихоимец… Припомни еще раз его намеки, жесты, интонации: ты уверена, что он не вымогал взятки?
Она вспомнила свою неудачную фразу.
— Деньги — нет.
— А что — да?
— Я упустила один момент, как-то забыла… Вышло так, что я ему чуть ли не предложила себя.
Корней Петрович оживился. Смущаясь, она рассказала ему эпизод, включая масленый вопросик Семенова.
— Что ж, — сказал он, — корыстный мотив отпадает; в таком случае, возможно, цель вас изгнать настолько сильно овладела этим человеком, что ради нее он мог и нарушить закон. Если так, то я должен тебя предупредить, что Отец твой находится в данный момент в опасности. Ему могут причинить вред перед тем, как отпустить на свободу.
Она вздрогнула.
— Могут бить?
Он чуть-чуть качнул головой утвердительно, и по его серьезному взгляду она поняла, что могут не только бить, могут сделать что-то вообще страшное. Ей стало жутко.
— Может быть, нужно поехать…
— Бесполезно, — сказал он, — это из области психологии; чтобы сделать что-нибудь в этом роде, Семеновым должен овладеть амок, а тогда наши усилия могут только напортить… Ты встречала такое слово — амок?
— Да… у Стефана Цвейга…
— Похвально, — одобрил он с легкой улыбкой, — для твоей глуши даже удивительно…
О чем мы говорим, ужаснулась она. О Цвейге в глуши… в то время как Отцу угрожает страшная опасность…
— Я не поеду, — сказал Корней Петрович, внимательно глядя на ее лицо и на этот раз уже, кажется, читая на нем все ее нехитрые, естественные мысли, — хотя бы потому, что я адвокат, а не оперативник. Да и поздно… неизвестно, когда доберемся… и попросту страшно… — Он спокойно перечислял причины, по которым не хочет связываться со спасением Отца; она на секунду его возненавидела, а потом подумала — за что? Кто она ему? Спасибо, что вообще стал разговаривать… да еще сверх рабочего времени… да еще правдиво, не утаивая своих мыслей, какими бы они ей ни казались…
Она встала.
— Я должна бежать.
— Не советую, — веско сказал он, — потому что тебе тоже опасно. И вдобавок ты меня не дослушала. Возможно, через пять минут у тебя будет совершенно другой настрой. И другие идеи.
Она покорно села на стул и сложила руки на коленях.
— Мы не рассмотрели второй вариант, который, честно говоря, кажется мне более вероятным. А именно: Семенов не наврал про сизо. Значит, Отец здесь, в Кизлеве. Значит, прокуратура выдала ордер на арест. Мало оснований считать, что Семенов заразил прокуратуру амоком. Следовательно, существует некое подозрение.