Исполнительница темных желаний
Шрифт:
– А вот жена, очень сильно любящая и желающая избавить своего мужа от ненужного свидетеля – да. От свидетеля, который своими показаниями не оставит никаких надежд! Который…
– Это вы на Панову Полину намекаете?! – ахнул Воронов.
– А на кого еще? – даже, кажется, обиделся Мухин. – И не намекаю, а говорю вполне открыто.
– Но она же сама пришла к нам с заявлением!
– И что с того? Она же не признаётся, что была в собесе! Значит, и во всем остальном врет!
– А может, она и правда не была там.
– А кто там тогда был-то, а? – Лицо Мухина противно сморщилось. – Кто?
– Выясним, – пробормотал Воронов, и тут же пожалел об этом.
Мухин позеленел просто, начав орать на него во все свое начальствующее горло:
– Так выясняй, мать твою, выясняй! Сколько можно сопли жевать! Сидит тут по ее запазухе глазами стреляет, а дело не с места! Что, слюни пустил оттого, что она к тебе сюда прибежала с заявлением, да?! Да она просто Хаустова испугалась! Сочла, что он тоже прибежит. Вот и опередила на два дня!
– Почему на два?
– Это я к примеру…
Странно, но Хаустов и в самом деле явился к ним через два дня. Они только-только собирались за ним выезжать, как он сам явился, не запылился. И тоже с заявлением. Только он, в отличие от Полины Пановой, в своем заявлении просто констатировал факт насильственной смерти, свидетелями которой они с Пановой, будто бы, явились. Что снова сыграло на руку Мухину.
– Вот видишь! – потрясал он бумагами, возбужденно сверкая глазами на Воронова. – Человек, чье благородство вы, коллега, ставите, под сомнение, пришел сам с заявлением.
– Чего же он так припозднился? Еще час-другой, и поехали бы за ним, – криво ухмыльнулся Воронов, не понимая такой симпатии своего начальства к Сергею Хаустову.
Сам-то он никаких иллюзий насчет благородства Сергея Хаустова не питал, справедливо полагая, что к ним Хаустова пригнал самый обыкновенный страх. Ведь его могли видеть в деревне, могли опознать по фотографии в собесе – что, собственно говоря, и случилось, могла Полина проболтаться, что тоже имело место быть.
Вот господин Хаустов, все просчитав, и поспешил к ним. Правда с задержкой на два дня. А как он негодовал и плевался, узнав от Мухина, что Панова опередила его. И что не просто намекала, а открытым текстом говорила, что подозревает Хаустова в убийстве старика.
– Хорошо, что же тогда получается, Александр Викторович? Что Крякина этого убил кто-то третий? – не стал лезть на рожон Воронов.
Если честно, ему это дело, так же как и Мухину, тоже торчало гвоздем в одном месте. Чем больше становилось ясного, тем сильнее все снова запутывалось. Сидел ведь один подозреваемый в убийстве супругов Хаустовых и тетки собственной жены, все вроде бы сложилось, отправляй дело в суд и…
И тут снова здорово! Еще один труп!
– Почему третий-то?! Почему третий?! – вытаращил на него возмущенные глаза Мухин. – Панова старика приложила, ясно как божий день.
– Но ведь в собесе ее по фотографии не узнали, сказали, что к ним приходила совершенно другая женщина, назвавшись работницей нотариальной конторы.
– И что?! Может, та другая и в самом деле была послана нотариусом. Ты разве проверил все нотариальные конторы города?
Упрек был справедливым. Он проверил только три из пятнадцати официально зарегистрированных. Вроде необходимость отпала, когда эта парочка из Пановой и Хаустова сложилась. И к стыду своему признаться, Воронов ничьих больше фотографий в собес не представлял. Почему? Да все по той же самой причине: у старика кроме Пановой и Хаустова никого больше не было, вот и…
А ведь был кто-то еще, был, хотя Мухин и отмахивается от показаний Пановой, утверждающей про две чайные пары на столе. Почему отмахивается? Да потому, что к моменту приезда на место преступления следственной группы никакой посуды на столе уже не было. И чайные пары стояли в стареньком серванте. Все до единой стояли без следа помады и без единого отпечатка пальцев.
Кому верить?! Во что верить?! Как проверять? Кого сажать?! Панову что ли? Так разве смогла бы она раскроить горло старика таким тяжелым топором? Эксперты по этому поводу очень скептически были настроены. А Мухин прицепился к ней, что хочешь, то и делай.
– Уже сегодня ты должен принести мне отчет, – начал тыкать пальцем в стол Мухин. – Так же ты должен представить сотрудницам собеса фотографии других фигурантов этого дела. Удостовериться, что никто из них не был в собесе! Если это подтверждается, пробиваешь все остальные конторы нотариальные, находишь эту дамочку и…
– Тоже сегодня?!
– Нет, этим завтра с утра можешь заняться. Но в собес уже сегодня, и отчет, коллега, жду отчет! Сколько можно топтаться на одном месте, в конце концов! Пора уже избавляться от этого дела, давно пора!
Глава 16
Сергей ждал ее уже полтора часа. Сидел во дворе в собственной машине, от нетерпения натер о баранку руля ладони, наверное, уже до мозолей, и ждал, ждал, ждал.
Ох, как много ему хотелось сказать этой благовоспитанной сучке! Ох, как во многом обвинить! Грязные, оскорбительные слова рвались из его глотки. И он понимал, что, возможно, незаслуженно станет оскорблять ее, но все равно желал этого. И слов упрека у него скопилось великое множество и в ее адрес, и в адрес ее мужа – Антона Панова, с которым когда-то дружили.
Разве не он помог Антону, когда тот только начинал становиться на ноги? Разве не он доверился ему, приблизив настолько, что у Терехова Ивана Сергеевича зубы сводило от ревности? И не он разве сделал его начальником транспортного, положив неслыханную для этой должности зарплату?
Все он! Все для него – для друга, для Антона!
А что получил взамен?! Что?!
Вероломство и предательство получил Сергей Хаустов от семьи своего друга – Панова Антона.
С Зойкой за его спиной любовь крутил – раз! За одно это в зубы стоило бы дать и за обманутого брата, и за обманутого себя! Он же ведь думал, что Зойка только с ним изменяет Леше. И не чувствовал перед братом особой вины, поскольку она когда-то принадлежала ему – Сергею – по праву.