Исполняющий обязанности
Шрифт:
Сегодня голова не тревожила совершенно. В смысле – не болела. Мысли, конечно, беспокоили, как не беспокоить, но это другое. Да и мысли были всё больше ясные, толковые. Утвердить план и выполнять его по пунктам. Первое. Обследовать дом. Второе. Обследовать весь участок. Третье. Подумать.
Сделал упражнения, комплекс номер два. Пробежался по границе участка, то есть вдоль канавки три круга – около шести километров. Поплавал в бассейне. Позавтракал остатками ужина. И приступил к выполнению плана.
Сел за дубовый двутумбовый стол, подул в неслышимый
– Скажите, что есть в доме того, что я должен знать обязательно и сразу, а что может и подождать?
– Дом сам подскажет, когда и что, а если вам требуется нечто конкретное, то лучше сразу спросить у меня. Или у Анны Егоровны.
– Вам знакомо содержимое сундуков? – я показал на три сундука, стоящие по углам.
– Знакомо. В этом – он показал на пиратский сундучок, – мобильный запас золота. В том, что слева от вас – набор целебных мазей и микстур. А в комоде, что у двери, ничего нет. Пустой.
– Мобильный запас золота? – переспросил я.
– Точно так. Среди определенного рода кругов принято расплачиваться за определённые же услуги не бумажными деньгами, а золотом.
– Федор Федорович расплачивался золотом?
– Чаще с ним расплачивались золотом, – ответил Войкович.
– А мази и микстуры? Не лучше ли хранить в холодильнике, а не в сундуке?
– Электрохолодильников в усадьбе нет вообще. Мы пользуемся ледниками, их у нас два, большого мороза и малого. Но и мази с микстурами запросто не портятся, как не портится коньяк, да и сундук это не простой, а айдар-толбас, в котором можно хранить вещи сколь угодно долго. Пустой комод тоже айдар-толбас, так что если вам вдруг понадобится сохранить что-то нестойкое, лучше места не придумать.
– А сундук с золотом?
– Сундук с золотом – просто сундук. Крепкий, окован тяжелым железом, но вот хранить в нем простоквашу, звёздный снег или шаровую молнию не стоит. Испортятся.
Про звёздный снег и шаровую молнию я спрашивать не стал. Не время. Я спросил про стратегический запас золота.
– Он находится в хранилище, в подземных этажах.
– И много там золота?
– Точно не знаю, полагаю, что достаточно, – ответил Войкович.
Достаточно для чего? Но спросил я другое:
– Можно посмотреть?
– Разумеется, вы же хозяин, – но особого энтузиазма в голосе Войковича я не расслышал.
– Тогда я хочу посмотреть подземные этажи.
Мы вышли в вестибюль, где в особливом шкафу
Войкович взял пару керосиновых ламп, “Летучая мышь”. Ну, заодно поучусь и обращению с лампами.
Мы начали спуск.
– Это нулевой уровень, – сказал Войкович, при скудном свете сверху зажигая лампы. Одну дал мне. Перед нами была двустворчатая дубовая дверь с железными полосами для вящей прочности. А у меня – ключ, который я взял по совету Войковича.
– Нулевой уровень первоначально использовался для хранения предметов из тех, что выбросить жалко. Античердак. Сейчас здесь хранятся экспонаты музея.
– Их никуда не забрали?
– Не нашлось желающих. Всем музеям подобного рода не до жиру.
Ну да. В тусклом свете я различил картины, расставленные по особым стойкам, как велосипеды. Самих полотен не видно, они упакованы, но на некоторых, которым в стойлах не хватило места, можно было рассмотреть надписи “Ленин в Разливе”, “Калинин встречается с доярками”. В девяностых на подобные картины спрос упал. Сейчас, пожалуй, снова растет.
Неподалеку на полу стояли бюсты. Маркс, Ленин, Сталин. Большие бюсты.
– Бронза? – спросил я.
– Бронзовые распродали, ещё музейцы. Чугун.
Я поёжился.
– Плюс восемнадцать, – сказал Вергилий.
Мы вернулись к лестнице, спустились ниже, я отпер новую дверь.
Минус первый уровень ничем не поражал. Повсюду стояли длинные пустые полки – и мощные опоры, поддерживающие дом.
– Прежде, ещё при графах Карагаевых, здесь хранили вина. В бутылках. Вино, бренди, виноградная водка, шампанское. Всё – из местного винограда. После революции, правда, виноградники пропали, и пропали надолго. Пятнадцать лет назад ваш дядя начал экспериментировать, но, конечно, в миниатюре.
И в самом деле, около тысячи бутылок заполнили лишь малую толику помещения. Я взял одну. И бутылка, и этикетка были самыми простыми. Никаких дизайнерских находок. Пробка, тем не менее, настоящая.
Я вернул бутылку на место.
– Больше смотреть на этом уровне нечего?
– Разве что гигрометр. Плюс двенадцать. Влажность пятьдесят семь процентов. А больше нечего, – подтвердил Войкович, и мы вернулись к лестнице и её дверям.
Минус второй уровень можно было использовать, как кинозал. Или как бомбоубежище. Длинные скамейки поперек большого, на весь уровень зала. Человек двести поместятся. И пара отдельных комнат-клетушек, в роли туалетов.
– Так и есть, с конца сороковых тут было бомбоубежище, – подтвердил мою догадку Войкович.
– Неужели в музее было столько работников?
– Нет, но по эвакуационным планам здесь собирались разместить областной партархив. С работниками.
– Двести работников?
– Двадцать. Но скамейки стоили недорого, вот и поставили с запасом.
Я пригляделся. Недорого, значит, недорого, но выглядели они добротно.
– Немецкая работа, – пояснил Войкович. – Военнопленные делали, в двадцати километрах отсюда, на станции Болотной были столярные мастерские, там пленные и работали.
Те же плюс двенадцать.
– А не замерзнут архивариусы?
– Напротив, тут главное отвести тепло. Двадцать человек по две с половиной тысячи калорий в сутки… А если шестьдесят человек?
Спустились ещё ниже.
– Глубоко копал граф Карагаев, – заметил я.
– Копали мужики.
– Крепостные?
– Нет, граф нанял артель. Вернее, граф нанял архитектора-немца, Маллера, а тот – команду строителей. Вышло недёшево, но Карагаев считал, что оно того стоило.
– Откуда вам это известно?