Испорченная кровь
Шрифт:
вернулся с двумя чашками и передал мне одну. Кофе.
— Ты ела сегодня. — Он сел на пол и
прислонился спиной к дивану. Айзек мог бы сесть на
диван, но сел на пол со мной. Со мной.
Я пожала плечами.
— Да.
Айзек продолжал смотреть на меня, и я
съёжилась
под
пристальным
взглядом
его
серебристых глаз. Затем до меня дошло, что он
сказал. Я не готовила себе с тех пор, как всё
случилось. Я бы умерла с голоду, если бы
Приготовление бутерброда – первый раз, когда я
приняла меры, чтобы выжить. Значение слова
казалось как тёмным, так и светлым.
Мы
сидели
в тишине
и
пили
наш
кофе,
прислушиваясь к словам, которые он мне оставил.
— Кто это? — мягко спросила я. Смиренно. —
Кто поёт?
— Её зовут Флоренс Уэлч ( Прим. ред.:
английская
исполнительница,
неизменная
солистка группы « Florence and the Machine»).
— А название песни? — я украдкой взглянула
на его лицо. Он слегка кивнул, поощряя меня
продолжить расспросы.
— « Landscape».
На языке у меня вертелась целая тысяча слов,
но я крепко держала их в горле. Я не очень хороша в
разговорах. Но хороша в письменной форме. Я играла
с углом одеяла. Просто спроси его, откуда он узнал.
Я зажмурилась. Это было так трудно. Айзек
взял мою кружку и встал, чтобы отнести на кухню.
Он был почти там, когда я крикнула:
— Айзек?
Он посмотрел на меня через плечо, его брови
взметнулись вверх.
— Спасибо... за кофе.
Он сжал губы и кивнул. Мы оба знали, что это
не то, что я собиралась сказать. Я положила голову
между коленями и слушала «Landscape».
Сапфира Элгин. Какого мозгоправа зовут
Сапфира?
Это
имя
больше
подходило
для
стриптизёрши. Со следами от уколов на руках и
жирными, чёрными корнями отросших на дюйм
тонких жёлтых волос. У доктора медицинских наук
Сапфиры Элгин гладкие руки цвета карамели.
Единственное украшение, которое можно увидеть на
ней — толстые золотые браслеты, расположившиеся
от запястья до середины предплечья. Этакое
классическое проявление богатства.
как она записывала что-то в своём блокноте.
Браслеты нежно бренчали, пока ручка царапала
бумагу. Я разделяла людей по одному из четыр ёх
чувств, которое они проявляли сильнее всего.
Сапфира Элгин подпадала под звук. Её офис тоже их
издавал. Слева от нас в камине потрескивал огонь и
поглощал поленья. За её левым плечом журчал
небольшой фонтан с миниатюрными камнями. А в
углу комнаты, за книжным шкафом из ореха и
шоколадными диванами, была большая латунная
клетка напротив окна. Пять разноцветных канареек
щебетали и прыгали с одного уровня на другой.
Доктор Элгин перевела взгляд от блокнота на меня и
что-то произнесла. Её губы были цвета свеклы, и я
вяло смотрела на них, пока она говорила.
— Простите. Что Вы сказали?
Она
улыбнулась
и
повторила
вопрос.
Прокуренный голос. У неё был акцент, который
выделял букву «р». Звучало так, будто она мурлыкала.
— Я спррросила пррро Вашу мать.
— Какое отношение моя мать имеет к моему
раку?
Нога Сапфиры слегка подскочила на колене,
создавая шуршание. Я решила называть её Сапфира, а
не доктор Элгин. Таким образом, я могла
притворяться, что не подвергалась психоанализу
мозгоправа, которого выбрал Айзек.
— Наши встррречи, Сенна, не только из-за
рррака. Они больше связаны с Вашей личностью, чем
с болезнью.
Да, изнасилование. Мать, которая бросила
меня. Отец, который делал вид, что у него нет
дочери. Куча ужасных отношений. Обречённые
отношения...
— Хорошо. Моя мать не только покинула
семью, но, вероятно, передала заболевание мне. Я
ненавижу её за то и за это.
Лицо женщины было бесстрастным.
— Она пррробовала связаться с Вами, после
того как ушла?
— Однажды. После того как опубликовали мою
последнюю книгу. Отправила мне сообщение по
электронной почте. Просила о встрече.
— И? Как вы ответили?
— Никак. Я не заинтересована. Прощение для
буддистов.
— Тогда кто же вы? — спросила она.
— Анархист.
О н а м г н о в е н и е изучала
меня,
а
затем
произнесла:
— Расскажите мне о Вашем отце.
Рррасскажите мне о Вашем отце.
— Нет.
Она чиркнула что-то ручкой в блокноте, что