Испорченная кровь
Шрифт:
страниц не выглядывает из-за другой. Проблема
заключается в том, что на этих страницах нет ничего.
Каждая из них цвета слоновой кости. У меня
мелькает мысль о том, что Смотритель Зоопарка
хочет, чтобы я написала новую книгу, но Юл Бринер
напоминает мне, что моя личная Энни Уилкс не
оставила мне ручку ( Прим. ред.: речь идёт о книге
«Мимзери» (англ.
Misery) —
американского писателя Стивена Кинга
, написанный в жанре психологического
триллера
, впервые опубликован в 1987 году
издательством « Viking Press
» . В основе сюжета произведения лежат отношения
двух героев книги — популярного писателя Пола
Шелдона и психопатичной поклонницы Энни Уилкс).
Невозможно написать книгу без пера. Интересно,
могу ли я реанимировать старую «Бик», которую мы
использовали, когда здесь проснулись.
Это символично, как картины, висевшие по всему
дому — картины полых воробьёв и носителей
смерти. Я смотрю на стопки бумаг, в то время как
Айзек делает нам чай. Слышу звон ложки. Слышу,
как она стучит по керамической чашке. Бормочу
что-то книгам, разложенным вокруг меня, мои губы
шевелятся в заклинании. Мы хоть и рассортировали
их, но без номеров на страницах, они всё еще в хаосе.
Как можно сложить по порядку книгу, которую вы
никогда не читали? Или, может быть, в этом суть
проекта. Может быть, я должна привнести свой
собственный индивидуальный порядок в две книги,
которые никогда не читала. В любом случае, я
говорю им разобраться самим и поговорить со мной.
Голоса были и всегда будут слишком пугающими,
чтобы говорить так же громко, как и книги. Вот
почему авторы пишут, чтобы передать что-то
громкое чернилами. Чтобы выпустить мысли; чтобы
тихие, безгласные чувства были услышаны. В этих
страницах находятся мысли о том, что Смотритель
Зоопарка хочет, чтобы я услышала. Не знаю почему,
и мне всё равно, но мне нужно выбраться отсюда.
Нужно вытащить отсюда Айзека.
— Хочешь ли ты иметь детей? — спрашивает он
меня, пока несёт наш чай в гостиную. Я поражена
хаотичности его вопроса. Мы не говорим о
нормальных вещах. Наши разговоры в основном о
выживании. Моя рука дрожит, когда я беру
Кто может думать о детях в такой ситуации? Два
друга, которые просто сидят и болтают о своих
жизненных планах? Мне хочется сорвать с себя
рубашку и напомнить ему, что он вырезал мою грудь.
Напомнить, что мы заключённые. Люди в нашем
затруднительном положении не говорят о
возможности завести детей. Но всё-таки... потому,
что спрашивает Айзек, и потому, что он так много
сделал для меня, я позволяю своим мыслям обдумать
то, что он сказал.
Как-то в аэропорту Хитроу я видела, как малышка
закатила истерику. Старшая сестра забрала iPhone из
рук маленькой девочки, когда та пригрозила бросить
его на пол. Как и большинство детей, крошечная
девочка, которая еле балансировала на ножках,
только научившись ходить, выдала громкий,
возмущённый ответ. Она завопила, упала на колени и
издала ужасный пронзительно-прерывистый крик,
который звучал подобно сирене скорой помощи. Он
возрастал и падал в бурном крещендо, заставляя
людей морщиться. Причитая, она опустилась на пол
и лежала на спине лицом вверх, колени согнуты под
ней. Я изумлённо наблюдала, как её руки дергаются,
чередуя движения, чем-то похожие на плавание на
спине и интерпретацию танца бабочки. Лицо
исказилось в мучительной гримасе, рот издавал
душераздирающие крики, как вдруг она вскочила на
ноги и, смеясь, побежала в сторону фонтана в
нескольких метрах от неё.
Насколько мне было известно, дети страдают
биполярным расстройством. Они злые,
непредсказуемые, эмоциональные, наделены
голосами-сиренами скорой помощи, косичками,
липкими руками и покрытыми остатками еды ртами,
которые то улыбаются, то гневно изгибаются, и всё
это происходит со скоростью вдоха. Нет, спасибо.
Если бы я хотела трёх футового вояку в роли своего
хозяина, то наняла бы для этого бешеную обезьяну.
— Нет, — отвечаю я.
Он делает большой глоток. Кивает.
— Я так не думаю.
Жду объяснения, почему он спрашивает, но доктор
этого не делает. Через несколько минут до меня
доходит — щёлк, щёлк, щёлк — и я чувствую, что
меня тошнит. Айзек не ел. Не спал. Мало говорил. Я
наблюдала, как он медленно угасает в течение
последней недели, ожив только из-за доставки
белого ящика. Я вдруг чувствую себя менее
разозлённой его неуместным вопросом. Больше
обеспокоенной.
— Как долго мы здесь? — спрашиваю я.