Испорченная кровь

Фишер Таррин

родителями. Всё выглядит как нормальная семейная

трапеза, но внутренний диалог Офелии пронизан

элементами, которые предвещают, что девушка

довольно странная и мыслит довольно странно. Она

злится на само существование своих родителей, и на

то, что их роль в жизни общества так проста.

Сравнивает их с пюре, затем продолжает говорить об

их неудачных попытках заменить её другим

ребенком. « У моей матери было четыре

выкидыша.

Я воспринимаю это как попытку Бога сказать им,

что они не должны испоганить ещё больше детей».

Я съеживаюсь на этой части, желая узнать

больше о сломанной матке Кэрол Блит, но моя

страница подходит к концу, и я вынуждена выб ирать

новую. И так в течение нескольких часов. Я собираю

всплески информации об Офелии, которая кажется

почти антигероиней. Офелия самовлюбленная; у

Офелии комплекс превосходства; Офелия ни на чём

подолгу не задерживается, ей становится скучно.

Офелия выходит замуж за человека, который

является противоположностью скуки, и дорого

платит за это. В конце концов, она оставляет его и

выходит за другого, но потом бросает и его. Я нахожу

страницу, где она говорит о фарфоровой кукле,

которую должна была оставить после развода со

своим вторым мужем. Девушка оплакивает потерю

куклы самым причудливым образом. Я собираю эти

детали, пока мой мозг не начинает болеть. Пытаюсь

разобраться во всём этом, привести в порядок, и

тогда натыкаюсь на последнюю страницу. Она

самосовершенствуется на последней странице книги.

Когда я дохожу до последней строки, мои глаза

вылезают из орбит.

«Ты будешь чувствовать меня каждый раз,

падая назад».

Меня рвёт.

Айзек находит меня лежащей на спине, на полу.

Он стоит надо мной, ноги по обе стороны от моего

тела, и поднимает меня. Его глаза на миг исследуют

лужу рвоты рядом со мной, прежде чем он

дотрагивается ладонью до моего лба. Когда мужчина

убеждается, что тот прохладный, то спрашивает:

— Что ты читаешь?

Я отворачиваю лицо прочь.

— Книга Ника?

Качаю головой.

Он смотрит на груду, которая ближе всего к

тому месту, где я лежу.

— Ты знаешь, кто это написал?

Не могу смотреть на него, поэтому закрываю

глаза и киваю.

— Моя мать, — отвечаю ему. Я слышу, как у

него перехватывает дыхание.

— Откуда ты знаешь?

— Знаю.

Я

ковыляю на кухню. Мне нужна вода, чтобы

сполоснуть рот. Айзек следует за мной.

— Как я могу быть уверен, что это сделала не

ты?

— он делает угрожающий шаг ко мне. Я

спотыкаюсь о мешок риса. Тот падает. Я с ужасом

наблюдаю, как зерно рассыпается по полу, собираясь

вокруг моей голой ступни.

— Я привезла тебя сюда? Ты думаешь, что я

притащила нас сюда, чтобы помереть от голода и от

холода? Зачем?

— Как же удобно, что ты была той, кто

освободил меня. Почему ты не была связана с

заткнутым ртом?

— Прислушайся к себе, — отвечаю я. — Я не

та, кто это сделал!

— Откуда мне знать? Откуда? — его слова

остры, но он проговаривает их медленно.

Я

переставляю

ноги,

и

рис

заполняет

пространство между моими пальцами.

Мой подбородок дрожит. Я чувствую, что

дрожит и нижняя губа. Зажимаю её между зубов.

— Думаю, тебе придётся доверять мне.

Он указывает на гостиную, где ящик и книги

лежат в стопках.

— Твоя книга, книга Ника, и теперь книга

твоей матери? Почему?

— Не знаю. Я даже не знала, что моя мать

написала книгу. Я не видела её с тех пор как была

ребёнком!

— Ты знаешь, кто это сделал, — говорит он. —

В глубине души ты знаешь.

Я качаю головой. Как он может даже

предполагать такое? Я искала ответы, подвергая

обсессии свой мозг.

Айзек отступает, закрыв глаза ладонями. Его

спина ударяется о стену, и он сгибается пополам,

положив руки на колени. Похоже, мужчина не может

дышать. Я протягиваю руку к нему, но затем опускаю

её болтаться вдоль тела. Это неважно. Чтобы я не

сказала, оно не изменит того, что я оторвала его от

жены и ребёнка. Я причина одержимости этого

психа.

Три недели спустя, Айзек снимает мой гипс. Он

использует кухонный нож, чтобы разрезать его. Это

тот же нож, который он носит с собой с нашего

первого дня здесь. С широко открытыми глазами и

тяжело дыша, м ы следим, как пластиковый гипс

отпадет. Что мы увидим? Насколько ещё я буду

сломлена? В конце концов, видим только волосатую,

тощую ногу, которая выглядит немного странно. Это

напоминает мне о крови в чашке, свитер в ванной,

камень во рту. Это просто визуально странно, и я не

могу сказать, почему.

Я до сих пор должна использовать костыль, но