Испорченная кровь
Шрифт:
— Девять месяцев.
Мой мозговой кубик-рубик прокручивается. И мой
гнев рассеивается.
Когда мы только оказались здесь, он сказал, что
Дафни на восьмой неделе беременности.
— Она родила в срок, — говорю я твёрдо. Заставляю
мозг найти подходящие слова, которые ему нужно
услышать. — У вас здоровый ребёнок, который
утешает её, являясь частью тебя, что осталась с ней.
Не знаю, успокаивает ли его, но это всё, что я могу
сказать.
Он
страдает. Я встаю, слегка покачиваясь. Я должна
что-то делать. Должна его покормить. Как он кормил
меня, когда я страдала. Задерживаюсь в дверях,
наблюдая, как плечи мужчины слегка поднимаются и
опускаются, когда он дышит.
Это моя вина. Айзек не должен быть здесь. Я
разрушила его жизнь. Я никогда не читала книгу
Ника. Только те несколько глав, которые Айзек
читал мне, сидя на краю моей больничной койки. Я
не хотела знать, как закончилась история. Вот
почему избегала её. Но теперь я это сделаю. У меня
появилось желание узнать, как Ник закончил нашу
историю. То, что он должен был рассказать о том,
как всё между нами закончилось. Это была его
история, которая заставила меня написать ответ, и
затем застрять посреди грёбаного Южного полюса. С
моим врачом. Который не должен быть здесь.
Я готовлю ужин. Трудно сосредоточиться на
чём-либо, кроме дара, который оставил для меня
Смотритель Зоопарка, но боль за Айзека
перевешивает мою одержимость. Я открываю три
банки овощей и отвариваю макароны в форме
бабочек. Смешиваю всё вместе, добавив немного
консервированного куриного бульона. И несу
тарелки в гостиную. Мы не можем больше есть за
столом, поэтому едим здесь. Я зову Айзека. Он
спускается через минуту, но только толкает пищу по
тарелке, накалывает овощи друг на друга зубцами
вилки. Это то, что он чувствовал, когда смотрел, как
я ускользаю в темноту? Хочу открыть ему рот и
засунуть еду в горло. Заставить его жить. « Ешь,
Айзек» , — мысленно умоляю я. Но он этого не делает.
Я оставляю его тарелку с едой, положив её в
холодильник, который не очень хорошо работает, так
как Айзек снял резиновый уплотнитель, чтобы
сделать педаль для своих барабанов.
Ковыляю до карусельной комнаты, используя новый
костыль. В комнате пахнет затхлостью и ощущается
слабый сладкий запах мочи. Пристально смотрю на
чёрную лошадь. Ту, что разделяет со мной
пронзённое сердце. Сегодня она выглядит злее. Я
наклоняюсь
касаюсь гривы. Моя рука тянется к стреле. Я сжимаю
её в кулак, желая вырвать и положить конец нашим
страданиям. Но больше желая избавить от них
Айзека.
Мои веки дрожат, пока мозг распутывает
головоломку. Почему я решила, что Смотритель
Зоопарка мужчина? Совсем не обязательно.
Издательство провело исследование моих читателей
и, в основном, это женщины от тридцати до сорока
лет. У меня есть читатели-мужчины. Я получаю от
них электронные письма, но, чтобы зайти так
далеко... я должна представить женщину. Но я этого
не делаю. Я вижу мужчину. В любом случае, я в его
голове. Он просто персонаж, кто-то, кого я не вижу,
но знаю, как работает его ум, когда он играет со
мной в игры. И чем дольше я здесь, тем больше его
образ принимает форму. Это моя работа; то, что я
делаю хорошо. Если я смогу понять его сюжет, то
смогу перехитрить. Вызволить отсюда Айзека. Он
должен увидеть своего ребёнка.
Возвращаюсь к книгам. Осматриваю каждую из них.
Моя рука чуть задерживается над книгой
« Запутавшаяся», прежде чем останавливается на
стопке с безымянной. Начну прямо с неё.
Я читаю книгу. Без пронумерованных страниц я
вынуждена читать вперемешку. Это как упасть
спиной в сугроб, не зная как глубоко погрузишься.
Моя жизнь всегда была заполнена порядком, пока
меня не взяли и не поместили в это место, чтобы
гнить. Это место хаос, и чтение без нумерации тоже
хаос. Ненавижу это, и всё же слишком порабощена
словами, чтобы отказаться.
Книга о девушке по имени Офелия. На первой
странице, которую я прочла, и которая, в принципе,
могла быть пятой или пятисотой, Офелия была
вынуждена отдать своего недоношенного ребёнка на
усыновление. Не из-за родителей, как в большинстве
таких
историй,
а
из-за
деспотичного
мужа
шизофреника. Её муж — музыкант, который пишет
то, что некие голоса говорят ему писать. Так что,
когда голоса сказали ему избавиться от пяти
фунтовой девочки, он принудил Офелию, угрожая
жизни её и ребенка.
На следующей странице я нашла девушку
двенадцатилетней девочкой. Она обедает со своими