Испорченная кровь
Шрифт:
— Хорошо, доктор, — говорю я, откладывая
вилку. — Определи диагноз и скажите мне, что
делать.
Я стараюсь шутить, но что-то во мне говорит,
ч т о дела плохи. У нас больше нет никаких
антибиотиков. На самом деле у нас нет ничего. Чуть
раньше я проверила наши запасы: пара тюбиков мази
от ожогов и слишком много бинтов и спиртовых
салфеток. Мы пытались сохранить энергию и
использовали поленья из колодца, но и их становится
всё
долго жду ответа от Айзека. Он уткнулся в свою
тарелку, на самом деле не видя ничего.
— Айзек... — Я касаюсь его руки, и мои глаза
округляются. — Я бы сказала, что у тебя жар.
Мои губы пересыхают. Я провожу по ним
языком, наблюдая, как лихорадит Айзека.
— Давай отведём тебя наверх, хорошо?
Он кивает.
Через
час Айзек начинает бесконтрольно
дрожать. Я помню, меня тоже так трясло. Но моя
дрожь была эмоциональной. Тело борется с недугами
— эмоциональными или нет — одинаковым образом.
Айзек всегда был тем, кто отгонял мою дрожь. Я не
могу сделать то же самое для него. Ему нужно то, что
моё тело не может ему дать.
Я не могу заставить его проснуться. Он так и не
сказал мне, что делать. Его тело горит, сильно, но в
комнате моро зильник. Держать ли его в тепле или
сбить температуру? Я сижу рядом с ним и пытаюсь
молиться. Если я близко наклонюсь к лицу Айзека,
то почувствую тепло, исходящее от его кожи. Никто
не учил меня, как молиться. Я не знаю, кому молюсь:
ожиревшему богу, который всегда ухмыляется? Богу с
головой женщины и с туловищем мужчины? Богу с
дырами на кистях рук и ступнях? Молюсь всему что
можно. Мой рот движется со словами, умоляющими
словами. Я никогда раньше не говорила с Богом.
Отчасти винила его за всё плохое, что случилось со
мной. Я утверждаю, что нет, но это н е так. Обещаю
никогда не винить Бога снова, если он только спасёт
Айзека.
Думаю, он услышал меня, когда Айзека
внезапно перестаёт трясти. Но когда я опускаю
голову к его рту, то чувствую не глубокое дыхание. Я
молюсь непосредственно Богу с отверстиями в руках.
Он кажется тем, с кем нужно говорить. Бог, который
познал боль.
— Это Айзек, — говорю я ему. — Он помог
мне, и теперь здесь. Он не сделал ничего, чтобы
заслужить это. И не должен умереть из-за меня.
Затем я обращаюсь непосредственно к Айзеку:
— Ты не можешь сделать так снова, — говорю я
ему. — Это уже второй раз. Не справедливо. Сейчас
мой черёд
Я наклоняюсь, касаясь своим лбом его. Хочу
лечь на него и забрать его жар, но сейчас не время
остужать. Поднимаю голову и смотрю на него сверху
вниз.
Боюсь
оставить Айзека и пойти искать
лекарства. Мы закрыли отверстие под столом
несколько недель назад. Но может быть, он что-то
забыл. Может быть, есть ещё лекарство там внизу:
таблетки, которые упали на грязный пол. Чудо в
тёмном углу. Зн аю, что маловероятно, но не могу
просто сидеть здесь и ничего не делать. Целую его в
губы и встаю.
— Не умирай, — предупреждаю его. — Если ты
умрёшь, я последую прямо за тобой.
Если он слышит меня, т о угроза моей смерти
сработает. Он будет держаться, только чтобы выжила
я . Выскакиваю из комнаты и несусь на кухню. На
этот раз столешницу легче оттеснить. Я сильнее.
Хватаю фонарик и спускаюсь вниз по лестнице,
которую Айзек оставил на месте. Зёрна риса всё ещё
разбросаны по полу с того дня, когда я порвала
мешок. Они впиваются в ступни через носки, и мои
пальцы подворачиваются. Полы и полки пусты. Я
провожу рукой вдоль них, испытывая удачу. Заноза
застревает
в
ладони,
и
я
вытаскиваю
её.
Металлический ящик с медицинским крестом на
стене открыт. На полках ничего нет, только пыль. Я
хватаю ящик и пытаюсь сорвать его со стены, но он
привинчен болтами. Мои мышцы менее эффективны,
чем мой гнев.
— Я даже не могу сорвать что-то со стены! —
кричу я в никуда.
Просовываю пальцы в волосы и тяну, пока мне
не становится больно. Сначала я чувствую себя
бессильной, затем ощущаю безнадёжность, потом
накатывает
непреодолимое
горе.
Я
не
могу
справиться с этим. Не знаю, что делать с самой
собой. Падаю на колени и хватаюсь за бока. Не могу
этого сделать. Не могу. Я хочу умереть. Я хочу убить.
Все эти чувства разом наполняют меня.
« Ты эгоистка» , — слышу я внутренний голос .
— « Айзек умирает, а ты думаешь о том, как
чувствуешь себя» .
Голос прав. Я встаю и стряхиваю рис с колен.
Когда поднимаюсь обратно вверх по лестнице , то