Испорченная кровь

Фишер Таррин

Я кричу вслух. Переворачиваюсь на бок и

натягиваю рубашку на лицо, прижимая материал к

глазам, носу и рту. Я плачу, а мо ё сердце так красиво

болит, что я не могу принять эти уродливые звуки,

которые поднимаются из моего горла.

Я когда-то читала, что существует невидимая

нить,

которая

соединяет

тех,

кому

суждено

встретиться, независимо от времени, места или

обстоятельств. Нить может растягиваться или

запутаться,

но она никогда не оборвётся. В то время

как наркотик усыпляет меня, я чувствую эту нить.

Закрываю глаза, давясь собственной слюной и

слезами, и почти чувствую, как она дёргается и

тянется, пока та забирает Айзека.

« Пожалуйста, не дай ей оборваться» , —

молча, взываю я к нему. Мне нужно знать, что

некоторые нити не могут оборваться. А затем

наркотик поглощает меня.

ПОДТВЕРЖДЕНИЕ

Когда я просыпаюсь, Айзека нет в его постели.

Его нет в доме. Я проверяю каждый угол, волоча за

собой свою наполовину бесполезную ногу. Думаю, я

была в отключке, по крайней мере, двадцать четыре

часа, возможно больше. Выхожу наружу в огромных и

неуклюжих сапогах Айзека, погружаюсь в свежий

снег. Метель занесла снегом всю нижнюю половину

дома. Снег покрывает всё вокруг изящными

завитками белого. Белый, белый, белый. Всё, что я

вижу — это белый. Будто дом одет в свадебное

платье. Если здесь и были следы шин, то их занесло.

Я иду, приближаясь к забору. Испытываю желание

прикоснуться к нему. Для того чтобы позволить

напряжению пронзить тело и остановить моё сердце.

Свою руку в перчатке я протягиваю в сторону

решётки забора. Мои лёгкие шерстяные перчатки

никак не защищают от холодного воздуха. « С тем же

успехом я могла бы носить кружева» , — думаю я в

тысячный раз.

Айзек ушёл. Мои руки замирают в воздухе.

Понятия не имею, доставила ли Элгин его в

больницу. Я ещё на дюйм приближаю руку к забору.

Но если она всё же это сделала, Айзек будет жить. И

я смогу увидеть его снова. Мои руки падают по

сторонам. Она сумасшедшая. Кто знает, может она

заперла его в другом месте, и продолжает играть в

свои безумные игры.

Нет. Доктор Элгин всегда делает то, о чём

говорит. Даже если это означает запереть меня, как

животное,

чтобы исправить.

В последний раз я виделась с Сапфирой Элгин

через год после того, как получила судебный приказ

против Айзека. Встречалась с ней раз в неделю в

течение года. Если сначала во время наших встреч

она пыталась извлечь один за другим осколки из

моего строго изолированного мозга, то потом они

стали более расслабленными. Более приятными. Мне

было необходимо поговорить с кем -то, кто на самом

деле не заботился обо мне. Она не пыталась спасти

меня или улучшить моё состояние любовью; она

получала плату (сто долларов за час), чтобы

непредвзято заглянуть мне в душу и помочь найти

сверчков. Вот как она их называла: сверчки.

Маленькие щебечущие звуки, которые были либо

сигналами тревоги, либо эхом, либо неписаными

словами, которые должны были быть сказанными. В

любом случае, так думала я. Оказалось, что Сапфиру

это волновало намного глубже, и это был для неё не

только способ получить оплату.

Она

пересекла

пределы

божественного

провидения. Играя с судьбами и жизнью, и

здравомыслием. Но тогда, в тот последний раз, когда

мы виделись, женщина сказала то, что, в конце

концов, должно было стать ключом к разгадке её

безумия.

Я рассказала ей, что пишу новую книгу. О Нике.

Её это расстроило. Не так, как это демонстрирует

нормальный человек, когда он недоволен. Даже не

знаю, могу ли я точно определить, как поняла, что

это расстроило Элгин. Может быть, её браслеты

звенели немного больше в тот день, когда она делала

заметки в своём жёлтом блокноте. Или, может быть,

её рубиновые губы сжимались немного жёстче. Но я

знала. Призналась ей, что испортила всё, но не была

уверена как. Когда наша встреча подошла к концу,

женщина схватила меня за руку.

— Сенна,

— сказала она, — ты хочешь

получить ещё один шанс, чтобы узнать истину?

— Истину? — повторила я её слова, и не была

уверена, к чему врач клонит.

— Истину, которая сможет освободить тебя...

Её глаза напоминали два горящих уголька. Я

сидела достаточно близко, чтобы почувствовать

запах духов врача: экзотический, как мирра и жжёное

дерево.

— Ничто не может меня освободить, Сапфира,

— ответила я, в свою очередь. — Вот почему я пишу.

И повернулась, чтобы уйти. Я была на полпути

к двери, когда она позвала меня по имени:

— Существует три вещи, которые скрыть