Испорченная кровь
Шрифт:
шишка...
может
быть ,
даже
сотрясение мозга. Хорошие новости в том, что если у
меня сотрясение мозга, я просто упаду в обморок.
Даже не почувствую, как дикие животные разорвут
меня на части. Не почувствую, как замерзну. Не
стану есть кору деревьев и страдать от когтей голода.
Просто и надёжно, кровотечение в мозг и... ничего.
Упаковки с арахисом, которые я положила в
карманы, рассыпались по снегу. Я собираю их и
затем откидываю голову
забор. Хочу понять, с какой высоты я упала.
Примерно четыре метра?
Поворачиваюсь к лесу, больная нога тонет в
мягких насыпях снега. Слишком глубоко, чтобы
вытащить её. Передо мной небольшая тропинка,
проложенная
среди
деревьев,
но
я
резко
оборачиваюсь назад. До забора всего три метра, но
это трудный путь. Я смотрю на него в последний раз.
Ненавижу это место. Ненавижу этот дом. Но это
место, где Айзек подарил мне любовь, не ожидая
ничего взамен. Поэтому я не могу слишком сильно
ненавидеть его.
Пожалуйста, пожалуйста, пусть он будет
жив.
И тогда я начинаю идти.
Я слышу рокот лопастей вертолета.
Блоп-блоп
Блоп-блоп
Блоп-блоп
Мои глаза открываются. Мне приходиться
использовать пальцы, чтобы веки не слипались, и
даже тогда они продолжают закрываться.
Блоп-блоп
Похоже, он приближается. Я должна встать,
выйти наружу. Я уже снаружи. Под своими пальцами
я чувствую снег. Поднимаю голову. Слишком много
боли. Что с моей головой? Ах, да, я упала. Перелезая
через забор.
Блоп-блоп
Блоп-блоп
Мне нужно выбраться на поляну. Туда, где они
меня увидят. Но вокруг лишь деревья. Всё это время я
шла. Я в гуще зарослей. Могу протянуть руку и
прикоснуться к ближайшему стволу мизинцем. И я
остановилась здесь, потому что думала, что здесь
теплее? Возможно, я просто свалилась? Не помню.
Но я слышу, как лопасти вертолёта
но я должна сделать так, чтобы они меня увидели.
Использую ближайший ствол дерева, чтобы встать на
ноги. Спотыкаюсь, ковыляю в сторону, откуда
пришла. На снегу я вижу свои следы. Место кажется
знакомым. Там я вижу небо. Это дальше, чем я
думала, и когда оказываюсь на месте и поднимаю
голову, блоп-блоп слышится не так отчётливо, как
раньше. У меня нет времени на то, чтобы разводить
огонь. Когда я представляю, что пытаюсь развести
огонь из кучи дерева на снегу, мне становится
смешно. Возвращаться в дом слишком поздно, как
долго меня там не было? Я совершенно потеряла
чувство времени. Два дня? Три? Вдруг меня пронзает
мысль. Айзек жив! Он отправил за мной людей. Мне
не остаётся ничего, я стою на поляне, задрав голову
вверх, и жду.
Меня доставляют в ближайшую больницу в
Анкоридже. Толпы журналистов новостных каналов
уже ожидают снаружи. Я вижу вспышки, слышу
хлопанье дверей и голоса, в то время как меня
завозят на каталке в отдельную палату через ч ёрный
вход. Медс ёстры и врачи в форме цвета лосося
бросаются ко мне. Я готова скатиться с каталки и
скрыться. Здесь слишком много людей. Хочу сказать
им, что я в порядке. Я профи в выживании. Нет
необходимости в таком количестве медицинских
работников или во всех этих анализах. Их лица
серьёзны, они сосредоточены на моём спасении. Но
на самом деле, спасать нечего.
Тем не менее, иглы пронзают мои руки снова и
снова, пока они не немеют. Меня комфортно
устраивают в вип-палате, и только капельница
составляет мне компанию. Медсёстры спрашивают,
как я себя чувствую, но я не знаю, что ответить. Знаю
лишь, что моё сердце бьётся, и что мне больше не
холодно. Они говорят, что я обезвожена, страдаю от
недоедания.
Мне
хочется
воскликнуть:
«Да
неужели!», но пока я не могу составить и слова.
Через несколько часов меня кормят. Или пытаются.
Простая пища, которую мой пустой желудок сможет
переварить: хлеб и что-то белое и мягкое. Я
отталкиваю еду в сторону и прошу кофе.
Они говорят:
— Нет.
Когда я пытаюсь встать и сказать им, что могу
сама сходить за кофе, они его мне приносят.
Затем появляется полиция. Всё выглядит
официально. Я говорю им, что сначала хочу
поговорить с Сапфирой, прежде чем расскажу им
что-либо. Им нужно моё заявление; они щёлкают
кнопочками на концах ручек и протягивают ко мне