Испорченная кровь
Шрифт:
поместились два тела. Мы думаем, она дала вам
наркотик и доставила туда. Мы ничего не знаем о
помощнике, мы до сих пор её допрашиваем.
— Обратно на Аляску? — спрашиваю я. — Она
возвращалась за мной?
Он качает головой.
— Мы не знаем.
Я расстроена и ударяю кулаком по столу.
— А что вы знаете?
Он выглядит обиженным. Я стараюсь смягчить
свою реакцию. Это не его вина. Или, может, его.
— Как тогда вы меня нашли?
—
Канадские
полицейские
разослали
ориентировку
схвачена на границе. И дала нам координаты дома,
где держала Вас.
— Так просто?
Он кивает.
— Я не понимаю.
— Дом находится на большом участке земли,
которым она владеет. На самом деле, большой — это
мягко сказано. Она владеет землёй в сорок тысяч
акров. Её покойный муж владел нефтяными
скважинами. Он также был теоретиком катастроф. И
опубликовал несколько книг по выживанию после
Армагеддона. Мы думаем, что он построил этот дом,
вдохновлённый этими теориями.
— Вы знаете всё это, но не знаете, что она
собиралась сделать со мной?
— Легко найти информацию, которая уже есть,
мисс
Ричардс.
Извлечь
информацию
из
человеческого ума немного сложнее.
Может быть, я недооценила добродушного
детектива Гаррисона.
— Моя мать ...? — спрашиваю я.
Он наклоняет голову, хмурясь.
— Ничего.
Возможно, она не приложила к этому руку.
Возможно, Сапфира нашла её и прочла книгу, не
связываясь с ней.
— Я хочу вернуться домой, — вдруг объявляю я.
Он кивает.
— Ещё несколько дней. Потерпите нас...
Ник ждёт меня, когда мой рейс приземляется в
Сиэтле. Я знала, что он будет там, потому что
писатель связался со мной по электронной почте,
желая знать, когда я возвращаюсь домой. Он спросил,
может ли встретить меня. Я послала ему быстрый
ответ, назвала дату, время и номер рейса. Когда
спускаюсь вниз к эскалатору багажа, Ник замечает
меня не сразу. Писатель выглядит нервным, что
необычно
для
него. Я прячусь за огромным
растением и подглядываю за ним сквозь листву. Моя
муза. Мои десять потраченных впустую лет. Раньше,
когда я его видела, мои эмоции бушевали. Я
чувствовала, будто падаю вниз, вниз, вниз всё глубже.
Теперь он просто выглядит как парень
избытком геля в волосах. Нет, это несправедливо.
Выглядит как чан, полный воспоминаний: его руки,
его губы, его тело, всё это память. Но они не влияют
на меня так, как раньше. Либо год лишения свободы
сделал меня онемевшей, либо я переросла любовь
всей моей жизни.
— Куда же делось вс ё твое волшебство, Ник? —
произношу я сквозь листву. Хотела бы я знать, там ли
оно ещё. Когда мы встретимся, почувствую ли я это,
как в какой-то банальной истории любви.
О н одиноко сидит в кресле аэропорта и с
опасением на лице наблюдает за прохожими. Это
тонкая умственная картина. Ник видит меня, как
только я выхожу из своего укрытия. Когда я иду к
нему,
он
быстро
встаёт. Обнимает меня без
колебаний и с такой фамильярностью, что мо ё
сердце невольно сжимается. Может быть, это искра.
Он знает меня. Он знает, что сказать, а что не
говорить. Ник говорит на языке моего лица, и ждёт
моего выражения, чтобы подобрать свой тон. Вот что
делает время. Оно дает пространство, чтобы узнать
друг друга. Я расслабляюсь в его объятиях. Нет
смысла бороться с чем-то подобным.
— Бренна. — Выдыхает он в мои волосы.
Я хочу назвать сво ё имя, чтобы исправить его,
но слова застревают в горле.
— Ты готова? — спрашивает он. — У тебя есть
багаж?
Я качаю головой.
— У меня ничего нет.
Ник берёт меня за руку и ведёт на стоянку. Он
взял напрокат машину. Я сворачиваюсь на переднем
сидении и смотрю на него. Ник единственный
человек, на которого я могу смотреть и не
чувствовать себя неловко.
Всю поездку домой я жду, чтобы Ник спросил
меня об этом. Всё, что угодно. Хоть что -то. Всё , что
угодно. Почему он не спрашивает? Несправедливо
ждать этого от него. Ник никогда не выпытывал. Он
ждёт и знает, что со мной можно ждать вечно. Но
теперь я привыкла к чему-то новому. Забавно, как это
произошло. Теперь я мысленно умоляю его, чтобы он
спросил меня о чём-то. О чём угодно. Пока колеса
автомобиля распыляют воду на шоссе, я чувствую в
себе изменения. Когда это случилось? Даже не знаю.
Наверное, там, в доме, посреди снега. Когда хирург
вскрывал меня эмоционально, а музыкант подарил
мне больше цвета, чем я могла принять.
В Вашингтоне сейчас лето. Как жаль. Когда мы