Исповедь черного человека
Шрифт:
— Но как теперь узнаешь?
— Вот я и хочу тебя попросить… Но не знаю, удобно ли… Может, ты передашь эту тетрадь Сергею Павловичу? Он ведь покойного Фридриха очень ценил. Я и письмо ему написала. Вот.
Мама протянула Иноземцеву конверт. Краешком сознания Владик отметил, что конверт запечатан. На месте адреса написано крупно: Сергею Павловичу.
— Кто его знает, помнит ли Королев меня? Но ведь попытка — не пытка, не правда ли?
Владик минуту поразмышлял, однако письмо с тетрадкой взял. Сказал:
— Есть у меня идейка, как это Сергею Павловичу переправить.
«Хозяин
— Привет, Сергей Палыч, — сказал Юрий Васильевич, входя в кабинет Главного.
Флоринский всегда, на людях или без, обращался к Королеву по имени-отчеству. Однако когда они бывали одни, не мог сдержать свой с ним довольно-таки фамильярный тон, к которому он привык еще со времен первых самодельных планеров над Коктебелем.
— Что скажете, гражданин начальник?
— Надо было тебя сюда с вещами вызвать! — вдруг рявкнул Главный и трахнул по столу ладонью. — Да закатать лет на десять на Колыму! Баланды захотел лагерной?! Распоясались тут под моим крылышком!
— Сергей Палыч, что случилось? — кротко проговорил старый приятель.
— В Сибирь у меня поедешь! Новый корабль испытывать! И скажи спасибо, что так легко отделался. На техническую позицию пойдешь! По шпалам! В Тюратам!
— А в чем дело, Сергей Палыч? — снова переспросил Флоринский.
— Болтать поменьше надо! Убирайся!
Заседание комиссии по распределению состоялось на самолетостроительном (или первом) факультете МАИ в январе. Несмотря на то, что все говорили, что это лишь формальность, что все уже решено на предварительном распределении, ребята, однако же, волновались. И Радий, и Владик даже нацепили галстуки. У Вилена теперь тоже был огромный выбор галстуков — из гардероба сиятельного тестя, которым тот благодушно разрешил ему пользоваться.
Радий балагурил перед дверями:
— У Вилена нынче новые удавки появились. В лице Леры и тестя.
Лера по-мальчишески показала Рыжову кулак.
Первым из числа друзей за дверь, где заседала комиссия, вызвали Вилена. Вышел он через минуту, довольный. Все случилось, как и ожидалось.
— «Почтовый ящик», Москва, — удовлетворенно выдохнул он болельщикам. Следом отправилась его молодая супруга Лера. Вышла с тем же результатом:
— «Почтовый ящик», Москва.
— Ой, а у вас, наверное, ящик с одним номером? По одному адресу? Вместе теперь живете, вместе и работать будете? — хохмил Радий.
Однако номер Виленового «ящика» с Лериным не совпадал. Она без обиняков говорила всем, что она идет в КБ Туполева. Вилен о месте будущей службы помалкивал.
Далее на кафедру пошел Владик. Его распределение также оказалось ожидаемым:
— «Почтовый ящик», Подлипки.
А зашедшего следующим Радия не отпускали долго.
Вышел он ошеломленный. Проговорил:
— Направляюсь в управление кадров Министерства обороны Союза ССР.
— Это как?
— Как, как! В армию меня забирают! Призывают то есть. Служить. Офицером. На двадцать пять лет.
— Вот те на! — возмутился Владик. — Тебя же вместе со мной в Подлипках ждали! Требование на тебя оттуда написали!
— А нашей армии никакое требование не указ. Сказала Советская армия: нужен ей молодой специалист Рыжов Радий, никак не может она без меня обойтись. Ну и что тут возразишь? Только и ответишь: есть — и кругом марш!
— Но это же безобразие! Самоуправство какое-то! — кипел Владик. — Надо жаловаться!
— Куда жаловаться, на что? Не смеши мои тапочки. На Министерство обороны много не нажалуешься. Да и потом: поди, Владик, плохо? Во-первых, денежное довольствие. Я, как минимум, в два раза больше каждого из вас буду получать. Две тысячи с ходу. А будет также еще и вещевое довольствие, и продуктовое, и квартиры теперь в военгородках почти сразу дают.
— Значит, тебя пошлют неизвестно куда? В военный городок?
— Это уж как водится. У нас молодые лейтенанты в Московском военном округе не засиживаются. Да брось ты, Владька! Не гоношись. Все нормально.
Владику было очень обидно. Его хрустальная мечта: они будут работать с другом вместе, на «шарашке» у Королева, станут делать первый корабль для полета человека в космос — два друга — неразлейвода — явственно давала трещину.
А еще пуще взбеленилась, узнав о решении комиссии, Жанна. Она требовала немедленно писать министру обороны Малиновскому, самому Хрущеву, идти на прием в Минобороны или в приемную Президиума Верховного Совета… Кроткая позиция Радия: «Берут в армию — значит, надо служить» — не нравилась девушке самым решительным образом.
— Я не поеду с тобой ни в какую дыру! — разорялась Жанна. — Я не декабристка!
— У жен такая планида, — кротко увещевал Радий.
— А я тебе еще не жена. И теперь за тебя — не выйду!
— Ах, вот, значит, какая у твоей любви цена? Когда меня в Подмосковье распределяли, ты со мной была. А когда в Сибирь — наутек? Кого ж ты любила? Меня? Или мою будущую прописку подмосковную?
— Можешь считать меня дрянью! — проревела Жанна. — Пусть я дрянь! Но я не хочу, не хочу обратно на периферию!
— Ну и договорились! — вспылил Рыжов. — Живи как хочешь! Одна!
Он убежал и даже дверью хлопнул. Уехал ночевать в бывшую свою обитель, на чердак к Владику. Они, как некогда, на первом курсе, полночи гоняли чаи и разговаривали: о книжках, девушках, будущей судьбе.
Авиационщики учились пять с половиной лет и защищали дипломы в феврале.
Будущие педагоги проводили в стенах вуза пять лет, однако Жанна с Галей были на курс младше, поэтому их выпуск приходился на июнь того же года.