Исповедь единоросса. Как я проиграл выборы
Шрифт:
Думаю, что вы уже оценили уровень объективности, царящий на этом милейшем из ресурсов. Но все-таки апофеозом редакторской цензуры была принудительная модерация. Позже я никогда не сталкивался с блогом, своим личным аккаунтом, в котором я не имел права удалить ни единого комментария. Если оппонент в пылу полемики начинал перечислять достоинства и недостатки моей персоны, я мог лишь пожаловаться модератору, что меня обижают, и попросить приструнить хулигана.
Даже в детстве я не бегал к папе или какому-нить взрослому родственнику, чтобы он за меня вписался и помог разрулить дворовые проблемы. Это было не по-пацански, удел маменьких сынков и хлюпиков. Теперь же я был вынужден играть по правилам «свободного
Модерацию комментариев осуществлял некий Кирилл. Он же по своему усмотрению мог авторизовать нового блоггера или нет. Основанием служило сетевое имя. Отменный способ борьбы со спамерами, не находите? Сначала я завел блог на латыни. Кирилл латынь не оценил, и блог на просторах «Фонтанки» не появился. Поэтому я сделал копию названия своего ЖЖ и отправил модератору письмо, где признавался, что я не бот, ботом не был и не собираюсь. Потом подобные письма летели в поддержку некоторых знакомых, которым мой пример показался достойным подражания. Первый провластный текст ставил блоггера за грань модерского терпения, и его аккаунт удалялся без суда и следствия.
Понятно, что во время кампании «Фонтанка» выглядела заманчивой поляной для того, чтобы заняться «сравнительной фаллометрией» (меткое выражение идеолога регионального штаба Дмитрия Юрьева): в данном случае сантиметры прибавляли «вброшенные смыслы», то есть тексты, которые содержали собственную («правильную») интерпретацию того или иного события. Иногда в блогах практически минута в минуту появлялись фотографии с одного и того же события, но полученные для разных целей и с разных ракурсов. Тогда под фотографиями разгорались комментаторские бои – начиналась гонка за место в рейтинге.
Вот здесь и вступала в игру двуличная фигура модератора. Как только текст набирал нужное количество комментов, они срезались непоколебимой рукой Кирилла, и текст попадал в аут, не дотягивая до рейтинга ровно удаленное количество отзывов. Я наблюдал эту картину достаточно долго, чтобы понять механизм «загадочного» взлета и падения записей. При этом «Фонтанка» играла свою роль честно – по звонку из нужного кабинета удаленные аккаунты восстанавливались, и комментарии переставали куда-то пропадать. Это длилось ровно столько, сколько было нужно для того, чтобы остаться незамеченным бдительной толпой поклонников ресурса – и удовлетворить запросы ОТТУДА. Волки и овцы продолжали существовать к взаимной радости владельцев информационного и властного ресурса, что часто бывает синонимами, но вроде не в этом случае.
Второй текст я посвятил информационной революции – от Гуттенберга мы плавно перешли к обязательному наличию iPad 2 в учебном процессе, вот я и пытался выяснить, приведет ли отказ от использования большого пальца руки к процессу деградации и возвращения человека в обезьяну. Не могу сказать, что тема вызывала большой энтузиазм у публики, хотя повод метнуть гнилой банан в сторону «загубленной системы образования» был ею вполне целенаправленно и профессионально использован.
Я писал про врачей, депутата Гудкова, «Гражданина поэта» в исполнении Быкова – Ефремова. Я философствовал после прослушивания аудиокниги со стихами про доктора Айболита. Я описывал разговоры в кафе на темы новейшей политической истории и даже пытался спорить с Лениным (который живее всех живых). Посты набирали не больше полусотни отзывов, и то я надрывался изо всех сил, чтобы из коммента получилась целая дискуссия, – повторю, что блоггеры «Фонтанки» собаку съели на беспредметной беседе – в отличие от меня, добегающего до компьютера на грани последних сил после очередной дворовой встречи или походов в районную администрацию.
За три месяца я написал 20
Я помню, как потели мои ладони, когда я отправлял свой первый текст для «Особого мнения». Как мы спорили до хрипоты, читая и перечитывая его в штабе, представляя реакцию читателей и конкурентов. Конечно, я попросил сотрудников завести аккаунты на сайте и оставлять свои комментарии – мне страшно была нужна группа поддержки, пусть даже приветливые отзывы выглядели нарочито и неестественно на фоне потока ненависти, заливавшей экран.
Мне начали звонить друзья. Второй и третий тексты вызвали к жизни тех людей, которые казались жителями другой реальности и другой планеты. Школьные подружки, дальние родственники маминого лечащего врача, тетя Зина из Хабаровского края, которую мы не слышали, по-моему, со дня моего рождения. Они появились из ниоткуда, буднично спрашивали, как дела, и сразу приступали к главному – начинали давать советы. Это был треш, помноженный на необходимость работать фабрикой по производству текстов. Четыре текста в неделю. Два в мусорку. Ночи, убитые комментариями.
Днем я рыскал за сюжетами, как гончая за зайцем. Мне нужны были истории, из которых могла бы вырастать мораль. Я искал сюжет во дворах, книгах, беседах в метро. Я стал машиной по перевариванию настоящего в письменную форму. Я диктовал на диктофон приходящие в голову словосочетания и выводы. Я съезжал на обочины, потому что меня настигало вдохновение в дороге. Я пропускал встречи и забывал завтракать, обедать и давно забил на спортзал. Моя личная жизнь превратилась в творческий кошмар: я зависал во время романтического ужина и теплой ванны с женской рукой вместо губки. Сколько раз я вскакивал как ошпаренный, несясь по квартире к компу в надежде не потерять мысль. Сначала личная жизнь хохотала. Потом стала грустно улыбаться. Не понимаю, как она не выгнала меня на осенний холод.
Я натурально болел «Фонтанкой» и рад, что все закончилось. Вернее, я взял перерыв. На книгу.
Глава 14 Работа в медиапространстве: «хотелки» и реальность
Нельзя сказать, что я был новичком в деле заманивания СМИ на собственные мероприятия. Мы по-разному извращались с темами политических дебатов, Гайд-парков на «Ваське» и прочих уличных мероприятиях задолго до старта избирательной кампании, прежде чем я понял, что все это бесполезно: журналисты к нам не придут.
Питерским СМИ был нужен нормальный ньюсмейкер: человек с высоким статусом, портфелем и эксклюзивной информацией. На худой конец годились эксперты, из которых после официальной части можно было наковырять нужного контента. Яркие темы, горячая полемика, широкое освещение в блогах и соцсетях не прокатывали вовсе – мы надежно помещались в категорию «отстой» вместе с нашими креативными идеями и высокими замыслами.
К началу сентября я стал беднее на несколько сотен тысяч рублей, но уровень моего цитирования в СМИ не изменился ни на йоту: запрос в поисковике Яндекса по словам «валерий федотов» выдавал бесконечные ссылки на товарища из ВЦИОМа, фотографии Валерия Павловича Федотова и ноль информации обо мне. При этом я активно писал колонку в журнале «Шум» (материалы индексировались через пень-колоду), вел собственный блог в ЖЖ, организовывал бесконечные разговоры в группе «Интеллектуальный клуб „ЕдРо“» ВКонтакте и даже завел Твиттер – но толку от этого было мало.