Исповедь матери
Шрифт:
Шел месяц июль. Это самое жаркое время, когда умерших на юге стараются похоронить как можно скорее. А Люба (к тому времени уже замужняя женщина) жила в Магаданской области, и для поездки в Краснодарский край ей требовалось не менее двух суток. Но все осложнялось еще и тем, что жила она в оленеводческой бригаде, в тайге, где не было ни транспорта, ни дорог. Выбраться в районный центр она могла только вертолетом. И как назло именно в тот день погодные условия не позволяли совершать перелеты: видимость была равна нулю, стоял туман, и шел мелкий непрекращающийся дождь. Отчаяние – вот слово, которым можно описать состояние Любы в тот день. Она так Любила отца и знала, что он тоже очень-очень ее любит. Несмотря на то, что между ними не было кровного родства, они стали по-настоящему родными друг другу. Именно он был для Любаши тем добрым и ласковым папой, который так необходим ребенку. И в тот день, когда она поняла, что вертолет за ней не прилетит, она ушла подальше от людей. Ей не хотелось никого видеть, она должна была побыть одна. Упав на землю, Люба закричала: «Господи, за что? Почему ты не дал мне увидеть его? В чем я провинилась? Папочка, прости меня, что я не могу быть рядом с тобой…» Сначала она кричала во весь голос до хрипоты. Затем шептала одни и те же слова, лежа на земле, уткнувшись лицом в мокрую траву.
Вдруг кто-то легонько дотронулся до ее плеча рукой. Но Люба не хотела никого видеть и поэтому не ответила на прикосновение, даже не шевельнулась. И только тогда, когда чья-то рука коснулась ее третий раз, она обернулась и увидела перед собой незнакомого старца. Мысли мелькали в голове с бешеной скоростью: «Откуда он здесь взялся? К тому же русский. Ни в одной оленеводческой бригаде нет таких стариков не то что русских, даже эвенов». Женщина с трудом встала на ноги. Был уже поздний вечер. Вдалеке был виден дым от палаток. Старик взял Любу за руку, она подняла голову и посмотрела ему в глаза, в них она увидела свет, который стал согревать ее своим теплом. Это был не сон. Но разговор со стариком происходил мысленно, как это бывает во сне. «Я знаю, тебе больно, но плачешь ты напрасно. Посмотри сюда…» И он указал ей на небольшую лужицу своим костылем. В этой маленькой лужице, она, как на экране, увидела картину: станичное кладбище, кричащих мать и сестру, безумно рыдающего брата, много людей, соседей… И в отдалении, словно за чертой – отца, бабушку Евдокию и еще много-много тех, кого она и знала, но кто уже отошел в мир иной. Они обнимали отца, они радовались его приходу, а он, с грустью улыбнувшись, посмотрел в последний раз на тех, кто так оплакивал его, но уже не мог его видеть. Затем он отвернулся и, не оглядываясь, пошел прочь вместе с группой умерших. Еще некоторое время Люба видела их, а потом они растаяли, как тает по утру туман, прогретый ярким солнечным светом.
«Теперь ты поняла? Смерти нет. Есть просто переход. И так происходит с каждым. Только для каждого определено свое время ухода: у кого-то оно наступает раньше, у кого-то позже. И также для каждого определены вехи на жизненном пути. Если следовать своему внутреннему голосу, можно двигаться от одной вехи к другой и пройти свой путь без проблем. Но беда в том, что человечество заплутало и идет не в том направлении, а повернуть обратно ему не хватает сил. Слишком трудно признать на Земле, что все к чему ты стремился, во что верил и чем дорожил, – всего лишь иллюзия. Немногим дано это понять. А вот тебе это понять необходимо. Сказать, что с сегодняшней встречи я наделяю тебя даром, я не могу. Это вовсе не дар. Способность слышать, чувствовать, сопереживать другому человеку есть у каждого живущего на Земле. Способность вытеснить из своей души страх, ревность, беспокойство, зависть, корысть, ненависть – есть у каждого человека, но не каждый может это сделать. Способность наполнить свою душу истинной любовью ко всему живому и отдавать ее без остатка тем, кто в ней нуждается, не сожалея и не думая о себе, есть у каждого, но не каждый на это способен. Так случилось, что мой выбор пал на тебя. Много времени пройдет со дня нашей встречи, много воды утечет, прежде чем ты поймешь то, о чем я тебе говорю. Но однажды, спустя годы и ошибки, ты поймешь – Бог внутри тебя, внутри каждого из вас! И стоит тебе лишь к нему обратиться, как ты тут же получишь ответ, даже на самый незначительный вопрос. Но хорошенько запомни: Бог никогда не потревожит тебя первым. Ты должна сама обратиться к нему. Тот, кто считает, что Бог заговорит с ними сам – больной человек. Придет день, когда ты будешь вести с Ним беседы, задавать любые вопросы, и очень легко получать ответы. Часто тебе будет казаться, что ты говоришь сама с собой, но события будут убеждать тебя в обратном. Много еще будет потрачено времени и сил, прежде чем ты скажешь: «Господи, я вверяю свою жизнь и свое тело Тебе! С сегодняшнего дня я свято верю, что мои глаза – это Твои глаза, мои уста – это Твои уста, мои руки – это Твои руки, мои ноги – это Твои ноги; куда бы я ни шла, что бы я ни делала, что бы я ни видела, что бы ни говорила, все это я буду делать лишь по воле Твоей, Господи, и с Милостью Твоей, позволяющей мне быть частичкой Тебя!» Вот когда ты это не только произнесешь, но и проживешь семь лет с этим убеждением, глубоко прочувствуешь, что это действительно так, – тогда жизнь твоя изменится, изменится и твое имя: ты станешь зваться Варварой Васильевной Ткаченко. Ты останешься одна, и у тебя будет много детей, которых ты будешь воспитывать сама. Сейчас тебе трудно в это поверить, поэтому, пока не веришь, молчи и никому об этом не говори. Придут сроки, и многим об этом будет позволено узнать».
Много еще было сказано Любе в этот вечер, о многом старец ее предупредил. Еще добавил: «Ты в детстве мечтала читать человеческие мысли? Ты их будешь читать, но запомни – ты никогда не должна применять свою способность, свое знание во зло. Ты не должна отвечать на чужие мысли, ты должна скрывать свой дар. Но лишь до того момента, когда тебе позволят обо всем рассказать».
В этот миг Любаша услышала голос мужа, искавшего ее. Она лишь на долю секунды обернулась на этот голос, а когда вновь обернулась к старцу, его уже не было. Она не успела ни поблагодарить его, ни попрощаться. «Что это? – подумала она тогда. – Сон? Это невозможно, я не лежу и даже не сижу даже, я стою!» Ее трясло от холода. Придя в палатку, Люба сразу легла спать. Ей снился Василий, молодой и красивый. Он играл на гармошке, а она снова была маленькой девочкой и танцевала в белом воздушном платьице. Проснувшись поутру, она почувствовала, что та боль, которая еще вчера тяжким грузом лежала на плечах, мешала дышать и ни на секунду не покидала, сегодня словно отступила, отошла.
Василий пришел к ней во сне еще раз. Спустя годы. После рождения сына Любу постоянно мучили боли внизу живота, они то усиливались, то утихали. Отец пришел к ней во сне и сказал, что он учится лечить людей, что у него совсем нет времени и ему нужно спешить обратно. Тогда Люба попросила его полечить ее. Он, и желая помочь дочери, и боясь опоздать, все-таки положил ненадолго свою руку на ее живот. Когда утром Любаша проснулась, она ощутила, что боль ушла. Больше она не возвращалась. Однако в своем рассказе мы забежали сильно вперед, ведь до явления старца и даже до смерти Василия Любе пришлось пережить еще много событий, оставивших глубокие следы в ее душе.
Бабушка
В двадцать лет Любаша вышла замуж и жила в городе Гулькевичи Краснодарского края. Ей тяжело было жить вдали от родного дома, а в особенности от любимой бабушки, которая вырастила ее и воспитала. От бабушки, которая всегда была рядом, и давала мудрые советы, и гладила по голове теплой рукой и смотрела с такой любовью. Но не так-то просто было добраться до Переправной от нового Любиного дома. Для этого нужно было сначала доехать от Гулькевичей до Армавира, от Армавира до Лабинска, от Лабинска до Мостового либо до Переправной. Маршруток не было, личного транспорта тоже было очень мало, три раза в день ходили автобусы, вот только не всегда по расписанию – поди угадай, когда приедет! А семья, ребенок, работа не давали возможности часто бывать в деревне. А сердце тосковало по бабуле, Люба знала, что и бабушка скучает. Тогда она решила взять бабушку к себе, но Евдокия, непривычная к такой обстановке, не выдержала жизни в городской квартире, заскучала и вернулась обратно в станицу. Так и получалось, что виделись они нечасто. Однажды бабушка с обидой сказала: «Ты так редко у меня бываешь. Когда-нибудь приедешь, а меня не будет». Люба расстроилась из-за этих слов, но она знала, что бабушка, несмотря на годы, еще очень крепкая и сильная, поэтому не очень опасалась за ее здоровье и надеялась, что им отпущены еще годы и годы общения.
Был канун Нового Года, и вся семья решила собраться в Переправной. В деревню должны были приехать Люба с мужем и ребенком, ее тетя из Крыма со всей семьей. Все, в том числе и Люба, предвкушали веселый праздник. Но еще до Нового года все пошло наперекосяк. Любу не отпустили с работы в назначенный день, поэтому муж уехал с ребенком в деревню, а Любе пришлось задержаться всего на один день. Но этот день она вспоминала долгие годы. Но в тот день никакие предчувствия ее не мучили, она ни о чем не беспокоилась: сделала красивую прическу, приготовила одежду в дорогу: было тепло для декабря, поэтому Люба решила надеть пальто с черными вставками и накинуть на голову легкий сетчатый шарф тоже черного цвета. Все вместе смотрелось прекрасно. Накануне отъезда ей долго не спалось, все хотелось, чтобы ночь поскорее прошла и можно было ехать к родным. Наконец Люба задремала, но проснулась от громкого стука в балконную дверь. Посмотрела на часы – было двадцать минут второго – глубокая ночь. Но заснуть больше не могла. Забыв о страхе темноты, она пошла на железнодорожную станцию, в надежде уехать на каком-нибудь проходящем поезде. В это утро ей бесконечно везло: она сумела быстро добраться до Армавира и встретила женщину, которой тоже нужно было в Лабинск. Они на двоих взяли такси, и рано-рано утром она была на окраине Мостового, где в это время проходила ярмарка.
Люба вошла в автобус до Переправной. Две пожилые женщины переговаривались между собой, обсуждая пассажиров: «А это кто такая?» … «Да, Дуньки Ткаченкиной внучка – Любка»… «А че она в черном?» … «Ну, у нее же бабушка умерла». Тогда впервые в жизни, воспитанная в уважении к старшим, Люба возразила с вызовом: «Что, если в черном платке – обязательно кто-то умер?» – «Люба, внучечка, да у тебя же бабушка умерла»…
В ту же минуту свет для нее померк. Очнулась уже сидящей в кресле. Она ощущала себя так, словно была со всех сторон окружена толстым слоем ваты, сквозь которую до нее смутно доносились обрывки фраз: «Да что ж это такое!… Да зачем же вы ей сказали… Да кто же думал, что такое с ней будет?! … Да она же ее воспитала, вырастила с пеленок… Люба, детка, да ты успокойся, может это неправда?!». Эти слова вернули ее к нормальному состоянию, а в голове пронеслось: «У нас в деревне чего только не придумают!» Ей вспомнилось, как когда-то давно в деревне объявили гражданскую тревогу (такие учения проводились в СССР регулярно), и среди местных жителей началась настоящая паника, потому что кто-то сказал, что началась война с Китаем. Пятнадцатиминутная дорога от Мостового до Переправной показалась ей вечностью. Казалось, все в мире, и в первую очередь автобус, замедлило свой ход, а сердце Любы, напротив, бешено билось, словно рвалось из груди. А в голове, словно молот, непрерывно и безжалостно стучали слова бабушки: «Вот когда-нибудь ты приедешь, а меня уже не будет…»
От остановки она не шла, а летела. Но еще не дойдя до родного дома, Люба поняла отчетливо и бесповоротно: ЕЕ БОЛЬШЕ НЕТ! Она тяжело опустилась на соседскую скамейку, идти дальше не было сил, да и не хотелось, а в голове все продолжало неотступно выстукивать: «Вот когда-нибудь ты приедешь, а меня больше нет…» – «Господи, за что?! – взмолилась она тогда. – Почему так больно? Почему ты не дал мне с ней проститься? Не дал мне увидеть ее живой?»
Тридцать первого декабря все готовились к встрече Нового года. А Люба и забыла о том, что он наступает. Порой она словно оживала, ей казалось, что страшная весть была лишь сном, что происходит это не на самом деле, и вообще происходит не с ней. Но то было явью, от которой не было спасения. Она уже знала, что бабушка умерла ночью, в час двадцать, в то самое время, когда Люба проснулась от странного стука в окно. Она время от времени теряла сознание, словно спасаясь от жестокой реальности. И плакала, плакала, плакала…
Утром мать ей сказала, что, если она будет продолжать так себя вести, на кладбище ее не возьмут. Люба смотрела на мать и не могла понять, как та может ходить, отдавать какие-то указания по хозяйству, думать о каких-то борщах. Как она может вообще что-то делать? Ведь у нее умерла мама! Самой Любе было все безразлично, она забыла обо всем, кроме своего горя, даже о муже и сыне. «Вот когда-нибудь ты приедешь, а меня уже нет…»
Любаша долго отходила от этого потрясения. Очень долго. И как только казалось, что боль отступила, ослабела, потеря с новой силой напоминала о себе, утягивала в бездну горя и отчаяния. Плакать о бабушке Люба перестала только тринадцать лет спустя, как увидела сон. Ей приснилась широкая дорога, по которой уходили вдаль люди. Много людей. Люба не знала, куда они отправляются, но очень хотелось с ними. Однако она знала, что не сможет уйти вместе со всеми. Вдруг она увидела у дороги топчан, на нем, отвернувшись, лежала ее бабушка. Люба поняла, что только бабуля может помочь ей отправиться в путь вместе со всеми людьми. Однако бабушка не видела ее или не хотела видеть. Люба подошла ближе и стала плакать и просить забрать ее с собой. Бабушка, словно пробудившись ото сна, с недовольством посмотрела на внучку и произнесла: «Опять ты, как же я от тебя устала, когда ж ты мне дашь покоя? Ну, если хочешь, ложись со мной, поедем вместе». Услышав это, Люба уже подняла ногу, чтобы лечь на топчан, но вспомнила о сыне. Она не могла оставить его одного. Тогда она стала просить бабушку позволить взять с собой мальчика. На свою просьбу услышала в ответ: «Ты что, с ума сошла? Такого маленького ребенка, в такую дальнюю дорогу! Иди, не мешай мне, через двадцать пять лет придешь». Проснувшись от сна, она принялась считать, сколько ей будет через двадцать пять лет. И дала сама себе обещание, что больше никогда не будет плакать и тревожить бабушкин покой!