Исповедь нелегала
Шрифт:
Он повел их к столу, на котором уже стояло блюдо с таким же варевом, что им давали вчера, хлеб и вода. Когда Турат увидел еду, его вновь стошнило, и он весь зеленый сел на траву не в состоянии пошевелиться.
– Эй, – крикнул Богдан, – вы должны это сожрать, иначе хозяин разозлится. У нас есть правило. Все мы едим все, что нам дают, до последней крошки. Хозяин не любит, если еда остается. Со временем вы привыкнете. Тем более, что для работы нужна сила, а откуда вы ее будете брать, если ничего не есть? Так что соберись, боров, и уплетай за обе пухлые щеки, – он пнул Турата под зад и, рассмеявшись от его вскрика и боли, которую он причинил, ушел довольный.
Ребята взяли под руки совсем расклеившегося Турата, подвели к столу и усадили, налив кружку воды.
– Ты не ешь, – шепнул ему на ухо Алмаз, – мы тебя прикроем.
Они сели по обе стороны от друга и принялись за еду, это было похоже на тушенку, только не из мяса, а из ненужных отбросов от целой туши и внутренностей.
– К этому запаху, наверное, можно привыкнуть, – сказал Айбек, макая хлеб в соус и рассматривая мякиш.
Алмаз только кивал головой, продолжая впихивать в себя еду, краем глаза поглядывая на больного Турата. Доедали молча, стараясь не думать о том, что только недавно делали, тревога за будущее и мысли об их злосчастной судьбе помогали в этом, и им удалось в относительном спокойствии съесть все, что им подали.
Пришел Богдан и разделил их по обязанностям. Турата отправили в поле, где он должен был собирать кукурузу, косить сено и какие-то еще злаки. Алмаза посадили в ангар с курами, где он должен был отрывать им головы и потрошить тушки.
Айбека же отвели в самую большую постройку на территории, с потолка которой свисали огромные крюки, и всюду болтались туши свиней. Пройдя в глубь, Айбек увидел гигантские деревянные тумбы, на которых лежало множество топоров и ножей.
– Я буду убивать и разделывать свиней? – спросил Айбек у рядом идущего Богдана.
– Угу, – радостно сказал он, – здорово, правда? Тебе понравится. Это очень увлекательная работа, ко всему прочему здесь еще есть шанс вырасти, как я, стать надсмотрщиком. А это почти хозяйская обязанность. Меня босс берет с собой в город иногда, так что, думаю, тебе повезло.
Айбек так и не понял, шутит ли Богдан или на самом деле говорит то, что думает. Если он не шутил, то ситуация еще хуже, чем он думал, этот человек стал рабом не только физически, но рабом моральным, почти сторожевым псом для своего хозяина.
– Но я не умею разделывать свиней, – сказал Айбек, глядя на висящие повсюду туши.
– Это не трудней, чем разделать человека, – он подмигнул парню и стал объяснять, что именно ему придется делать.
– Потом подвязываешь тушу к крюку и начинаешь отделять по частям, схема частей висит на стене, – рассказывал мужчина. – Главное, ровно разделать самые дорогие куски, если испортишь хоть один, хозяин тебя накажет.
– Как накажет?
– Обычно, это порка плетью или палкой. Но, бывает, к нему приезжают друзья, так вот они любят поразвлечься с тем, кто часто ошибается. Поэтому не рекомендую тебе ошибаться, если не хочешь стать здешним петушком.
– Петушком? – в недоумении спросил растерянный парень.
– Ну, петушком, проститутом, надувной куклой для извращенных игр.
– Я не понимаю, – откровенно сказал Айбек.
– Ты тупой? – с удивлением спросил Богдан. – Насиловать тебя будут, понял?
Кулаки Айбека непроизвольно сжались, и он глубоко вздохнул.
– Понял, – сказал он коротко.
– Вот и отлично, – продолжал надсмотрщик. – Давай я покажу тебе, как отделить самые ценные куски.
Через полчаса Айбек, стоя с ножом в руках и каплями крови на лице, откидывал филе на большую телегу, которую каждый час забирали какие-то мужчины, увозя в большой дом. Остаток дня он провел, не выходя из здания, до самой темноты продолжал разделывать, срезать и отделять свинину. В сарай иногда заходили мужчины, иногда женщины, что удивило его, потому что он не думал, что здесь могут быть еще и женщины. Как заметил Айбек, здесь никто ни с кем не разговаривал, не смотрел друг на друга. Все молча делали свою работу и старались держаться от людей подальше.
За ним пришли и отвели к шлангу с водой, дали старые вещи и кусок мыла.
– Мойся, потом можешь идти ужинать и спать, завтра подъем в пять утра. Мы идем на бойню, – сказал Богдан и оставил его.
Айбек мылся и был благодарен богу за воду, никогда еще в своей жизни он не ценил воду, как сейчас. Весь в крови и потрохах, источая страшную вонь, он с головой поливал себя со шланга, даже не замечая, что вода была ледяной. Помывшись и почувствовав себя человеком, а не животным, он смог глубоко вздохнуть и хоть немного расслабиться. Парень натянул все, что принес Богдан, и осмотрел себя: футболка была поношенной, но чистой, штаны свободными и мягкими. «В них, должно быть, удобно работать», – подумал он и отправился к уже знакомому столу, за которым сидели Алмаз и Турат. Последний выглядел ужасно, он, слегка подбоченившись, полулежал на скамейке и, подойдя, Айбек понял почему. Все его лицо было в синяках и кровоподтеках, рубашка изодрана, а на спине виднелись полосы от плети. Пытаясь проглотить комок в горле, он все же сел, не подавая виду. Алмаз сидел, молча уставившись в свою тарелку, и не поднимал опущенных глаз. Видимо, ему тоже досталось. Кроме них за столом сидело еще несколько парней, но никто и бровью не повел при его появлении. Все были погружены в свои тарелки и быстро уплетали то же самое варево, что и днем. Ужин не был долгим, поели и за ними пришел Богдан, который отправил их в тот же сарай, где они спали предыдущей ночью.
– Теперь это ваша конура, спать будете здесь, туалет через одно здание, запирать я вас не буду, но учтите, территория просматривается, и за всеми вами наблюдают, при попытке к бегству вас тут же пристрелят и глазом не моргнут. Кроме того, на поле есть места, где проходит ток, так что сбежать через поле тоже не удастся, вам надо смириться с вашей долей и работать, – он посмотрел на Турата, который лежал на стоге сена, всхлипывая и стеная. – Что касается этого жирдяя, то объясните ему, если он не будет работать, а станет отлынивать, его убьют, и вас заставят разделывать его жирное тело, – с этими словами он вышел из сарая, прикрывая двери, но, не запирая их на засов.
Оставшись наедине, парни громко вздохнули и подошли к плачущему Турату.
– Его били палкой и плетью, я видел, – поежившись, сказал Алмаз. – Потом, когда он упал, стали бить ногами по лицу. – Айбек сел возле Турата и осторожно отодвинул разорванную рубаху, из глубоких порезов сочилась кровь.
– Раны надо обработать, нужен спирт, – сказал он Алмазу, который с жалостью смотрел на парня.
– Мы скинулись и купили виски в аэропорту, хотели отпраздновать и узнать, какой он на вкус, – вспомнил Алмаз. – Подойдет?
– Тащи сюда, попробуем смазать раны им, там же должен быть спирт.
Алмаз порылся в своей холщевой сумке и достал полулитровую бутылку Jameson. В его сумке еще была чистая футболка, которую они порвали, сделав что-то похожее на бинты. Смочив тряпку в виски, ребята аккуратно прикоснулись к ране, но мальчишка так взвыл, что пришлось отыскать небольшой брусок деревяшки и засунуть ему в рот.
– Если ты будешь орать, они заберут у нас виски, и ты умрешь от заражения, ты помнишь, он говорил про болезни, наверное, это и имел в виду. Лежи смирно, потерпи, ты меня понял? – спросил его Айбек, низко наклонившись к уху парня. Турат слабо кивнул и зажмурился, закусывая брусок.