Исповедь Стража
Шрифт:
Разве не так?
Он легко расстался с Учителем. Теперь, когда он разобрался в себе, он даже с какой-то жалостью смотрел на Мелькора. Улыбнулся.
— Учитель, я ухожу от тебя. Мой Путь — не с тобой, я наконец понял это. Но я благодарен тебе. Ты помог мне понять себя. Теперь я — буду собой. Прощай.
Мелькор не стал останавливать его. Право выбора — священно.
Священно…
Взгляда Мелькора никто бы не выдержал в этот день — слишком много боли. Но он и сам не выдержал бы чужого взгляда…
…В кругу Маханаксар стоит Курумо, спокойно и смиренно. Прекрасные лики Валар неподвижны. Здесь нет нужды говорить словами. Мысли.
Ты видел. Он искажает Замысел.
Не мне судить. Не я зрел Замысел Единого.
Ты видел его творения. Ты видел Валараукар.
Да.
Ты видел урулоки.
Да.
Ты видел его избранных, тех, что исторг он из числа Эрухини, дабы и их обучить созданию Зла, сделать орудиями своими?
Видел. «Я видел все. Зло это или добро — мне безразлично. Он предпочел их мне».
Ты видел орков.
Да. Видел.
Скажи — ты видел. Ты можешь судить. Скажи, это — зло?
Зло? Не знаю. Но зло он причинил мне. Он заставил меня страдать из-за того, что любил Эллери больше меня. Стало быть, это — зло, и они тоже зло. Что же, я не солгу.
Это — зло.
…Это чувство — у него нет имени. Но оно порождает иное — у него есть имя. Воплощение его — Тулкас. Оно дрожит, приглушаемое, но все равно рвется, рвется вверх… и эту нить чувствуют те, кто неподвижно восседает в Маханаксар. Он слышит их мысли.
Это нарушение Замысла. Значит, это зло.
Зло должно быть уничтожено.
…Есть и иные мысли — но они слишком робки, чтобы пробиться через это тяжелое и уверенное — это Зло.
Зло должно быть уничтожено.
Тогда брат наш будет исцелен.
Нет! Он потеряет то, что дорого ему! Это не исцеление!
Он уничтожил то, что дорого другим. Пусть узнает сам, — уверенный гнев.
Пусть узнает. Пусть отречется.
Отречься от себя — невозможно. Мы изуродуем его сущность.
Он изуродовал сущность Эрухини.
Они не стали орками.
Они стали иными. Он дал им — Смерть.
…Молчание. Полная тишина, страшная, гнетущая.
Он не имел права это делать.
Они не имеют права существовать.
Искаженные должны быть уничтожены.
Но если их можно исцелить?
…Курумо усмехается. Время его слову.
Их нельзя исцелить. Ни Искаженных, ни совращенных Эрухини. Они не захотят меняться.
Мы не можем нарушить их право выбора.
Их не было в Замысле.
Тогда они должны быть уничтожены.
Он должен быть заточен, дабы более не мешал осуществлению Замысла.
Изгнан.
Уничтожен.
…И Курумо вдруг ощущает прилив еще одного чувства, сходного с радостью. Только в нем есть нечто нечистое, и Курумо прячет его в глубь сути своей. Это какое-то странное осознание своей правоты. Этому чувству еще нет имени, но его назовут — злорадное торжество. Он не сказал ничего. Все решилось само. Он будет ждать.
Честно говоря, я злился все больше и больше. Ну хорошо, пусть во всем виноват один Курумо. Он стравил Валинор и Мелькора, он сделал из орков войско — но разве потом Мелькор этим войском не пользовался? Еще как пользовался! Или и это потом будет пристойно объяснено? Если уж Мелькор так благ, мог бы и отказаться, по-другому воевать, по-честному.
…Как будто меня упорно хотели уверить, что всего, что было, на самом деле не было никогда…
Мелькор много дней не выходил из замка. И однажды под вечер вернулся Гортхауэр. Вошел тихо, по-звериному, осторожно ступая. «Зверь. Вожак Стаи».
— Я увел их, Учитель. Приказал им быть там, где обитают Ахэрэ. Они не посмеют нарушить приказа. Ахэрэ не дадут им разбежаться.
— Все равно уже не остановить. Он дал им умение делать оружие. Он дал им умение убивать. Они познали вкус безнаказанного убийства, вкус силы. А виноват я. Не разглядел. Не понял. Может, я успел бы, сумел что-то сделать с ним, направить его…
— Каждый выбирает свое, Учитель. И даже укажи ты ему Путь — если он не сумеет идти по нему, то какая польза от знания Пути?
Мелькор поднял тяжелый взгляд на Ученика. Страшное откровение — Курумо. Часть души. Часть своего «я». Ведь сам создавал это совершенное тело, любовно творил каждую черточку лица, вливал в неподвижное еще существо душу и жизнь, отдавал ему часть своего живого сердца…
«И это — я? И все, что мне ненавистно, я вложил в него, пытаясь избавиться от самого себя? А теперь изгнал прочь? Это слишком ужасно, слишком похоже… Или я — такой же, как Эру? Или его так искалечили там, в Валиноре?»
Поздно.
Но ведь Гортхауэр совсем иной, хотя и брат ему…
Он вздрогнул, пораженный внезапной мыслью.
«Он ведь тоже принес мне свой дар. И не чашу — кинжал. Орудие смерти. Да, он был со мной. Он способен творить. Но — ведь орки послушались его. И как он тогда изменился — стал похож на зверя… Или я не знаю, что у него внутри? Я так настороженно встретил его, когда он пришел ко мне из Валинора… может, я был прав, я не должен был доверять ему? Нет, он же был со мной, он же любит Эллери…»