Исповедь травы
Шрифт:
...и снова все происходит почти помимо моей воли. Впрочем, меня за последние шесть лет уже столько раз пытались убить, что не мог не выработаться некий рефлекс. Спица из-под мяса моментально оказывается в моих руках и встречает пса в прыжке. Рычание его сменилось жалобным стоном, и он рухнул на меня, так и не добравшись до моего горла. Насмерть - я уверена в этом, словно уже когда-то (на охоте?) вот так ловила зверя на нож...
– Ай-я!
– пронзительный крик Волчицы. В следующий миг я уже выбралась из-под убитого зверя и стою, выставив перед собой свое ненадежное оружие.
– Ну держись, forass!
– Волчица тоже успела схватить с оружейной стойки какой-то частный случай штопора.
– Ты дорого заплатишь мне за Лэрра!
– Так вот какова цена твоему гостеприимству!
– я из последних сил пытаюсь выглядеть спокойной, но руки мои дрожат, и я ох как не уверена, что и второй раз сумею воспользоваться по назначению этой тыкалкой...
– Моя вера не велит мне убивать без нужды, но следующую дырку я проделаю в тебе - в наказание за обман доверившегося.
Несколько секунд мы сжигаем друг друга взглядами - у кого раньше нервы сдадут...
– Что здесь происходит? А ну-ка немедленно брось саблю, Хедра!
Волчица покорно роняет оружие, и лишь тогда я позволяю себе обернуться. Дверь за моей спиной распахнута, а в дверном проеме стоит немолодой уже... не Степной Волк, а прямо-таки скандский морской пехотинец, этакий бронешкаф. Да и ростом выше меня на полторы головы, что для Волков весьма нетипично. Одет как знатный горожанин, в шелка стального цвета, но волосы честь по чести заплетены в две косы и в ухе золотая серьга болтается. В высшей степени колоритный персонаж...
– Лэрр когда-то спас мне жизнь, - о голос Волчицы можно руки отморозить.
– Эта forass убила его, значит, я должна взять жизнь за жизнь!
– Я убила, защищаясь, - твердо парирую я.
– Потому, видят боги, на мне нет крови!
– Хедра, - произносит Волк в сером непререкаемым тоном, сурово и спокойно, - вижу, что дал тебе слишком много воли. Поэтому как дочь, покорная воле отца, ты завтра же соберешь свои вещи и вернешься домой, в кочевье Двуглавой горы.
– Но, отец...
– Молчать, когда говорит старший в роду! А с тобой я отправлю письмо твоей матери, в котором попрошу ее не затягивать с твоей свадьбой. Ты выросла из тех лет, когда я мог учить тебя плетью, но надеюсь, что твой будущий муж восполнит это упущение. Я сказал.
– Я приму любую кару, отец, - я отчетливо слышу, как Хедра скрежетнула зубами, - если ты объяснишь мне, в чем моя вина.
– А ты сама не знаешь? Ты осквернила наш очаг. Не приглашают в дом того, кого хотят ограбить и убить, и нельзя обмануть человека, который вкусил твоей пищи.
– Это законы Волков, отец. Она же - всего лишь forass!
– Но даже жизнь простой forass больше жизни собаки - эта же женщина не forass, она много выше обычной горожанки, - он поворачивается ко мне.
– Госпожа Лигнор, прошу простить мою дочь за обиду, нанесенную тебе по неразумию.
– Лигнор?
– переспрашивает Волчица с недоверием.
– Отец, Лигнор - простая женщина, она бедна. Эта же, сам видишь, в атласном плаще и вся увешана драгоценностями. Она прятала свое лицо под покрывалом, как жены здешних вождей, и не хотела открыть его даже в нашем доме.
Сама знаю, что выгляжу вызывающе в этом черном шелке... Но воистину, в городе, где больше миллиона жителей, не обязан каждый знать в лицо Лигнор-танцовщицу. Если я заявлюсь к мадам в своих обычных обносках и с рубином, она вполне способна кликнуть стражу и обвинить меня в воровстве, чтобы не платить денег. Или просто припугнуть меня этим и заплатить самую малость - дейстительно, откуда такая драгоценность у нищей уличной артистки?
Но всего этого я объяснять Волкам не собираюсь.
– Ты сильно просчиталась, Хедра, - только говорю я все так же спокойно.
– За мои браслеты, ожерелье и головные подвески тебе не дали бы и одной золотой монеты - это не серебро. Впрочем, - добавляю я ядовито, - допускаю, что тебя ввела в заблуждение искусная работа мастеров Бурого Леса - такой ты наверняка прежде не видела. Что ты вообще знаешь обо мне, что так легко берешься судить?
– Хедра действительно ни разу не видела твоего танца, подтверждает ее отец.
– Но я - я был в "Багровой луне" в тот день, когда Безумец впервые играл для тебя и ты ушла с ним - и теперь уже никогда ни с кем не спутаю тебя, госпожа, - он поклонился.
– Но почему ты называешь меня госпожой?
– спрашиваю я осторожно.
– Я, как заметила твоя дочь, простая бедная женщина, ты же по положению равен здешним лордам...
– Я, Утугэль с Двуглавой горы, недаром вождь своего рода, - с достоинством отвечает Волк.
– Мудрость вождя в том, чтобы каждому воздавать то, чего он стоит. Ты сказала - "на мне нет крови" - а теперь взгляни на свою одежду!
Я покорно смотрю. В пылу разбирательства я не обращала внимания на такие мелочи. Плащ и юбка должны быть залиты кровью пса - но они чисты и сухи, словно только что из стирки, хотя ковер у моих ног щедро разукрашен красным. Я трогаю полу плаща - и забытая алая капля скатывается по нему, как ртуть, как капелька дождя по полиэтилену - и падает на ковер, и тут же впитывается...
– Ты сказала - и стало по слову твоему, - звучит надо мною голос Утугэля.
– Это ли не доказательство? Хедра, - он, словно спохватившись, оборачивается к дочери, - я слышал, Гурд уже вернулся. Иди к нему и позови его сюда.
– Да, отец, - она убегает, а Утугэль вынимает золотую серьгу из уха и протягивает мне.
– Это вира за оскорбление, нанесенное моей дочерью.
Вот это да! Да на деньги за это золото я Лугхада целиком из его линялого черного тряпья вытряхну!
– Да будут Луна и Великий Волк благосклонны к тебе за сей щедрый дар, Утугэль с Двуглавой горы...
– Рано благодаришь, - отмахивается он.
– Вира - твое по праву, но помимо нее я действительно хочу сделать тебе кое-какой подарок, - он снимает с полки маленькую яшмовую шкатулочку, открывает... Внутри, на черном бархате лежит женская налобная подвеска: маленький, идеально круглый черный агат в простой серебряной оправе, окружающей его светлым ореолом.