Исправленному верить (сборник)
Шрифт:
– Ну и что все это значит? – строго спросил Аркадий Филиппович, вертя в руках кошачью кормушку. – Грязи нет, еды тоже… А дверь эта, кстати говоря, числится замурованной. Проверим?
Ответить историк не успел – вмешался вновь отлучившийся в автономку Степаненко.
– Из этой клоаки ушла уже не Саша, – твердо сказал он, – Саша не оставила бы фотографию этого… Овалова, а она у бабки на трельяже, за раму заткнута. Я не сразу узнал, но глаз зацепило. Вернулся проверить. Овалов и есть, даже с подписью…
– Они с Колпаковой поссорились, – объяснил Аркадий
– Скорее уж, – набычился Степаненко, – они стащили Сашу… Черт!
Невесть откуда взявшийся перс, стоя на дыбках, пытался точить когти о капитанские брюки. Молча и сосредоточенно.
Неучтенная дверь была таким же двойным, открывающимся в разные стороны и сцепленным крюками чудищем, что и та, через которую Шульцов проходил уже трижды. Пространство между нерабочими створками занимали полки, забитые мастикой для пола, высохшей масляной краской и домашними заготовками, с которыми случилось что-то химически нехорошее. На проходе лежал коврик, поверх него валялась рваная блузка, судя по размеру и стилю, принадлежавшая Нинель.
Сквозь глазок Шульцов увидел пустую площадку и дверь квартиры напротив. Отчего-то этот вид историку крайне не понравился, но дело могло быть и в коте. Взгромоздившаяся на статую тварь глядела на людей, как креативный менеджер на всяких там врачишек.
– Твою…! – Юрий со странным выражением уставился на сообщников. – Только сейчас вспомнил: псов в Озерках цуцик вроде здешнего заводил! Мелкий и в попонке, или как эту фигню называют…
– Однако… – задумчиво протянул полковник. Кот потянулся и беззвучно чихнул.
– Аркадий Филиппович, – дал слабину Шульцов, – нам не пора?
– Сейчас узнаем.
Историк почти не сомневался, что абоненты окажутся недоступны, но связь была. Валера под видом расспросов о Гумно-Живицком сторожил Александру, а неведомый Шульцову Григорьич сообщил, что источник утечки газа не обнаружен, газовщики предполагают хулиганство, но давать отбой пока не намерены.
– Около часа у нас есть, – резюмировал сосед. – Олег Евгеньевич, это была ваша идея… Что вы ожидали найти?
– Подтверждение своей гипотезы. Я его не нашел, как и опровержения, но мне все сильней кажется, что я прав… Эту дверь обязательно открывать?
– Почему нет?
Относительно новый замок не сопротивлялся, под дверью никто не таился, но выйти из квартиры Шульцов никому не дал.
– Идемте, – велел, именно велел он, уже протискиваясь в «закидашник».
За спиной щелкнуло – сосед запер дверь.
– Вам не кажется, что стало темнее?
– А вы в окно посмотрите… Март есть март.
Небо сыпало серым снегом, дальние углы чудовищной комнаты терялись во мраке, средь которого белыми пятнами мерцали Чайковский на своем шкафу и забытые на столе чашки.
– Их три, – буркнул полковник, – причем мытые, а была одна, с кофейной гущей. А ну-ка быстро! Проверим, что за фокусник тут у нас орудует…
Комнаты, кухня, ванная, коридор… Аркадий Филиппович быстро и умело открывал шкафы, те, которые можно было открыть, не взломав. Шульцов видел то керосинку, то скатанные матрацы, то похожие на удавленников белые мешки с шубами и пальто… Один гардероб оказался пуст, в другом нашлись старые календари, великое, неисчислимое множество старых календарей, желтый плюшевый медведь и продранная гвоздем «Боярыня Морозова» в золоченой раме. Из-под следующего шкафа выкатился теннисный мячик. Тот, кто поменял чашки, либо успел уйти, либо… был сродни исчезнувшим канарейкам.
– Сдаюсь, – признался полковник. – Это работа для археолога.
Олег Евгеньевич скромно промолчал, ему хотелось на улицу, к машинам, магазинам, толстухам в розовых лосинах. Крепче всех оказался Степаненко:
– Мы не можем уйти, не поняв, что с Сашей.
– У Олега Евгеньевича, кажется, есть идея.
– Есть. Давайте вернемся в кафе… Если я прав, придется искать священника…
– Наташе Саврасовой это не помогло.
– Я о нашем сладкоежке и его охранниках… Послушайте, разве оцепление уже сняли?
– Не должны…
Запертые двери, гулкая пустота. О том, что будет, историк догадался за секунду до того, как это произошло.
– Сейчас погаснет свет. Не звоните, без толку… Или нет, проверьте.
Теория была блистательно подтверждена практикой.
– Что теперь? – невозмутимо спросил полковник. – Вниз?
– К панскому поезду? – с удивившим его самого сарказмом хмыкнул Шульцов. – Наверх, в квартиру! Если сможем войти, конечно…
Смогли и вошли. Вспыхнула унылая сорокаваттка, издевательски подмигнули зеркала. Полковник попробовал набрать Григорьича, тот ответил и буквально через пару минут перезвонил на городской.
– Операцию свернут в 15:00, – сообщил, положив трубку, сосед. – В парадной и во дворе полно людей, свет есть, мобильная связь работает.
– Выйдем снова, – предложил Шульцов. – Может быть, провернется.
– Что?
– Потом…
Свет погас ровно на том же месте.
– Ну и что это значит?
– Перекресток. – Держась за перила, Шульцов спустился до промежуточной площадки и выглянул в ночной двор. Абсолютно пустой. – Здесь четыре дороги, одной мы пришли, другая – вот она. Должны быть еще две… Похоже, их проворачивают, как турникет… Прошлый раз мы тоже думали, что уходим, а влезли в какую-то дыру с гейзерами. Потому нас Мусенька и не видела.
– Вы были в квартире, – напомнил Степаненко, – а я нет. Почему?
– Нужно спросить сливочного батюшку…
– Нужно выбраться, – перебил сосед и вдруг резко втянул ноздрями воздух: – Газ! В квартиру.
Запах стремительно крепчал, и не рассохшейся старой двери было его удержать. Это могло оказаться обманом, а могло и смертью, вроде призрачного поезда. В щели сифонило так, будто к ним приставили газовый баллон, отвернув полностью кран. Газ ищут по ту сторону «перекрестка». Десятки людей с приборами злятся и ищут, а рванет здесь.