Исправляя ошибки
Шрифт:
— Жаль, что ты узнал обо всем вот так — от посторонних. Но твоя мать…
Юноша перебил его:
— Моей матери наплевать на меня.
— Если бы ей было наплевать, она не говорила бы со мной весь вчерашний вечер, прося проследить, чтобы ты не наделал глупостей.
Бен промолчал, надув губы.
— Это правда, что Дарт Вейдер — ваш отец? — Он, не моргая, посмотрел в лицо Скайуокеру, давая понять, что готов поверить любому ответу, лишь бы сохранить былое доверие, которое существовало между ними. Но вместе с тем понимая, что распознает
Тот побледнел — и одна эта бледность обличала его лучше любых слов.
— Просто скажите мне правду, магистр. Дядя… — в голосе Бена, сошедшем на шепот, звучала мольба.
«Не лгите, пожалуйста. Только не лгите мне снова…»
О Сила… как же он устал! Устал существовать в плену тайн и недомолвок — словно в плену непреодолимого сна, питаясь одними догадками. Устал держать самого себя на привязи, стараясь казаться тем, кем ему никогда не быть.
— Да, — ответил, наконец, Люк.
— Выходит, что я — его внук?
— Да, и это тоже правда. Хотя твоя мать до сих пор мыслит своим истинным отцом Бейла Органу.
Человека, погибшего по вине Вейдера, как и тысячи других альдераанцев.
— Отчего вы лгали прежде? — вскричал Бен, вскинув кулаки. — Всю мою жизнь… как вы посмели?
— Я старался делать то, что лучше для тебя, — бесстрастно пояснил учитель, уповая на свойство льда гасить пламень.
— Я не могу больше жить во лжи, в неведении. Я хочу знать правду, — Бен сделал небольшую паузу. — Вы… вы убили родного отца?
Морщины — печать страдания души — вдруг ярче проступили на лице Скайуокера, отчего магистр разом стал казаться старше, чем на самом деле.
Отцеубийца… так говорили о нем последние верные павшей Империи. Те немногие приближенные Палпатина, что знали тайну происхождения Люка Скайуокера. И отчасти правда была на их стороне. Много лет назад он и вправду нанес своему врагу Дарту Вейдеру, их знамени, смертельную рану — нанес еще до того, как разрушительные молнии императора коснулись защитной металлической брони. Он, родной сын погубил Вейдера. Но тем самым освободил другого. Того, кто был истинным его отцом.
— Я выполнил задачу, возложенную на меня великой Силой. Я принес отцу покой и свободу.
Пожалуй, пока это все, что он мог сказать, уверенный, что племянник воспримет его слова правильно. Придет время, и Бен сам поймет остальное.
Юноша ничего не ответил. На его глазах вспыхнули слезы, кажущиеся золотыми искрами в утренних лучах солнца. Это были слезы разочарования — чувства жестокого и необратимого.
Скайуокер помолчал немного. В конце концов, думал он, известно, что бытие циклично — оно циклично когда растягивается до масштабов вселенной, и когда сжимается до размеров человеческой жизни — и потому человек в своем странствии неизменно возвращается к началу. В этом заключается, пожалуй, основное свойство Силы и главная ее мудрость. Это истинное лицо бесконечности — круг, называемый «кругом жизни». Единственное ее лицо, которое доступно
Как раз с цикличностью такого рода Люку и пришлось столкнуться — когда внук, оглядываясь назад во времени, как бы становился своим дедом, перенимая его черты и его судьбу. Потому что вперед ли, назад ли — это собственно, одно и то же.
Люк спросил ученика, не поднимая на него глаз:
— Считаешь себя Избранным? Мечтаешь достигнуть славы деда?
Он хорошо видел, что мысли Бена погрязли в болоте гордыни, что тщеславие не в малой степени питает его обиду — и находил это даже полезным для того дела, смысл которого он намеревался донести до племянника.
Не дождавшись ответа — ибо ответ был не нужен — Люк спросил вновь:
— А если придется повторить и его путь?
Бен вспомнил человека из своего кошмара. Вспомнил муки сгорающего заживо — и содрогнулся всем телом. О таком пугающем исходе ему не хотелось даже думать.
Но потом его посетила другая мысль — что Сила донесла до него через время страдания деда отнюдь не случайно; что в этом, как и во всем остальном, присутствует идея избавления. И он ответил:
— Значит, я повторю его.
На сей раз Люк окончательно сдался. Все светлые, человеческие мотивы, ограждающие его душу от соблазна, потеряли смысл от одной этой фразы.
Нет, он не собирался унимать честолюбие племянника, тем более, что оно отвечало его собственному честолюбию. И к тому же, было вовсе не беспочвенным.
— Тогда тебе следует знать, что путь Избранного — это путь жертвенности.
Бен призадумался. Он мало что понял со слов учителя, но хотя бы тот единственный логический вывод, который вытекал из них — что Скайуокер всерьез рассматривает факт его избранности — уже стоил того, чтобы прислушаться.
— Голос, который говорит с тобой, вчера ты тоже слышал его?
Бен кивнул, низко опустив голову. Они не затрагивали тему тайного голоса со времен прибытия на Дагобу, и юноша в тайне надеялся, что время этого разговора никогда не придет.
— Искушал тебя, верно?
Снова лишь уклончивый кивок.
— Давно вы знаете? — осторожно спросил Бен.
— С тех самых пор, как ты появился в храме, малыш.
Тот едва заметно вздрогнул.
— Кому принадлежит этот голос?
— А ты спрашивал у него самого? — Скайуокер многозначительно прищурился.
— Да. Он говорил, что его следует называть Верховным лидером.
Люк печально процедил:
— Так я и думал. — И добавил чуть громче: — Хочешь узнать его истинное имя?
— Хочу, — не стал отрицать Бен.
— Его зовут Галлиус Рэкс.
«Галлиус Рэкс», — парень задумчиво повторил про себя это имя. Нет, оно ничего ему не говорило.
— Рэкс был советником, доверенным лицом Палпатина, гранд-адмиралом флота Империи. А еще — чувствительным к Силе и тайным учеником Императора, — все это Люк пояснил на одном дыхании, понизив голос, хотя в комнате не было никого, кроме них.