Испытание любовью
Шрифт:
Написано в Шрусбери.
С любовью и уважением,
Джеффри Мальвалле”.
Симон медленно сложил письмо.
– Ты поедешь? – с интересом спросил Мальвалле.
Бовалле задумался, глядя в окно на мирные поля. Затем перевел взгляд на отца и улыбнулся:
– Скорее всего, да, милорд.
На следующий день он поехал в замок Монлис, посоветоваться с Фальком. К удивлению милорда, Алан принял горячее участие в их беседе.
– Если ты едешь, Симон, то и я тоже! – воскликнул он. – Я уже засиделся
Оправившись от изумления, Фальк усмехнулся:
– Вряд ли тебе понравится участие в бою. Алан возмутился:
– Если вы не отпустите меня, милорд, я самовольно присоединюсь к Симону. Один!
– Ну, ну, не горячись, – проворчал Фальк. – Если хочешь, поезжай. Когда ты намерен выступить, Симон?
– В конце следующего месяца, милорд, с тем чтобы прибыть в Уэльс в марте.
– И оставишь свое поместье без хозяина?
– Нет. Морис Гонтрей будет управлять вместо меня.
– Так же, как он правил, когда умер Барминстер? – саркастически заметил Фальк.
– Я не Барминстер, – уточнил лорд Бовалле.
Глава 11
ПОЗОЛОЧЕННЫЙ ПАНЦИРЬ
В марте он был уже в Уэльсе, рядом с братом, принимая участие в тяжелых боях. В апреле невредимым вернулся в Шрусбери, а в мае уже вел войска на юг к городу Аску, как один из самых уважаемых офицеров принца и его близкий друг. Под Аском произошла битва с войском мятежников в полторы тысячи человек, где Симон вступил в единоборство с сыном Глендерди, Грифитом, взял его в плен и передал принцу.
Генрих очень обрадовался такому пленнику и хлопнул Симона по спине:
– Ну, Бовалле, я очень рад, что ты сражаешься на моей стороне! Что ты хочешь за такой трофей?
– Его доспехи, сэр, – ответил Симон. – Выкуп за него, если таковой будет, принадлежит вам, но, с позволения вашего высочества, я хотел бы иметь его позолоченный панцирь.
– Странное желание! – удивился Генрих. – Неужели тебе так нравится блеск золота?
– Да, сэр, и отличная отделка.
– Тогда он твой, Симон, – пообещал Генрих. – Позолоченный панцирь! – Он расхохотался, взяв Симона под руку. – Мне кажется, ты хочешь получить новое прозвище! Я уже слышал, что тебя называют Симон Рысьи Глаза, Симон Холодное Сердце, Симон Лев, Симон Легкая Стопа, наверное, есть и другие! Откуда взялись все эти прозвища?
– Из глупой болтовни, милорд, – ответил Симон.
– Тогда я тоже присоединюсь к глупцам, – решил Генрих, – и буду звать тебя Симон Молчаливый.
В середине июля Бовалле вернулся домой в сопровождении Джеффри и Алана, скакавших по обе стороны от него. Вражда между последними закончилась в тот день, когда Джеффри пожал руку Симона, приветствуя его в Уэльсе. Алан отчужденно и неуверенно стоял тогда рядом с ними. И тут Джеффри подошел к нему с открытой улыбкой:
– Наши отцы ссорятся, сэр Алан, а как мы с тобой поступим?
– Я считаю, что нам нужно помириться! – немедленно подхватил Алан и протянул руку Мальвалле.
Вернувшись в свое поместье, Бовалле нашел его в полном порядке и был удовлетворен. У дверей замка его приветствовала дворня. Один мальчишка среди них, отбросив приличия, выбежал вперед, протянул к нему руки.
– Милорд, милорд, поднимите меня, пожалуйста! – крикнул Седрик,
Симон Холодное Сердце наклонился в седле и, подхватив пажа сильной рукой, прижал его к плечу. Одна маленькая ручка обхватила его шею, а другая вцепилась в камзол. Удовлетворенно повозившись, Седрик спрятал лицо на плече всадника.
Симон смотрел на его кудрявую голову с улыбкой на губах.
– Ты скучал по мне, Седрик?
Стиснув руками его шею, Седрик кивнул.
– А я думал, ты забыл своего лорда. Темная головка возмущенно приподнялась.
– Я же не ребенок, чтобы забыть тебя так скоро!
– Седрик! – воскликнул Гонтрей, выступая вперед. – Как ты смеешь называть милорда на “ты”?!
– Я буду его так называть! – упрямо заявил Седрик. – Милорду все равно!
– Милорд, простите его за грубость! – извинился Гонтрей. – Но я совершенно не справляюсь с ним с тех пор, как вы уехали. Он почти не слушается меня, видимо, я слишком мягок с ним, но у меня нет другого сына, и я боюсь испортить его своей любовью.
– Не обращайте внимания, – коротко бросил Симон. – Отпусти меня, малыш, я сойду с коня.
Он передал мальчугана Гонтрею и легко соскочил с коня. Все радостно приветствовали его, а Бовалле нашел добрые слова для каждого из окруживших его людей. Затем направился в замок в сопровождении пританцовывающего Седрика и остальных пажей, следовавших за ним, как щенки. Так что, остановившись поговорить с секретарем, Симон, как башня, возвышался над кучкой мальчишек, одетых в зеленое и красное, которые пытались освободить его от доспехов и ссорились между собой за высокую честь нести его меч. Один из них пытался отцепить его, трое других ухватились за ножны, воинственно глядя друг на друга, а еще двое, встав на колени, явно намеревались снять с него шпоры. Казалось, даже не замечая этой шумной возни, Бовалле спокойно продолжал разговаривать поверх голов малышей с удивленным секретарем. Будучи меньше других ростом, Седрик оказался не у дел. Не смущаясь, он вскарабкался на стул и снял с головы милорда шлем. Потом деловито стал возиться с пряжкой плаща, чтобы стащить и его с плеч хозяина, пока не привлек к себе и к другим его внимания.
– А ну-ка, убирайтесь! – прикрикнул Симон. – Вы что, хотите меня совсем раздеть? Отнеси на место мой шлем, Седрик! Роджер, забери меч у этого малыша, пока он не упал. Эдмунд, оставь в покое мои шпоры, ты поцарапаешься. Бегите отсюда, разбойники! Я позову вас, если будет нужно! – Он кивнул Гонтрею: – Морис, поговорим после ужина. И с тобой тоже, Бернард. – Затем быстро поднялся по лестнице в свои покои в сопровождении только слуги Малкольма.
Уолтер Сантой бросил веселый взгляд на Гонтрея:
– Скоро от пажей здесь не будет прохода. Кажется, появилось трое новых, пока нас не было в Бовалле?
– Милорд приказал взять их, – пояснил Гонтрей. – Они все время крутятся у него под ногами, но ему это нравится. С тех пор как милорд избил Патрика Килдера до беспамятства за то, что тот ударил маленького Эдмунда, детишки ужасно избаловались! Даже мой собственный сын стал таким дерзким, что с ним может справиться только милорд. Дело зашло слишком далеко, – вздохнул управляющий, который сам любил детей, и они этим нещадно пользовались.